Рис. 11. Основной конфликт русских архетипов начала 20 века

Мы не пошли этим путем. Мы не пошли ни одним из трех возможных путей, мы пошли четвертым: мы взорвали, разрушили группу архетипов. «Фемино-маскулинность» превратилась в маскулинность, обесценивая возможные достижения группы, в то же время к группе отошел архетип «коллективизм-индивидуализм», приобретший коллективные черты. Высокий контекст «увязался» за креативностью и маскулинностью. Ну зачем он группе без феминности и процессности? Принятие себя превратилось в нелюбовь к себе и отошло к группе. Ну, зачем она, нелюбовь личному развитию? А вот группе она очень пригодилась! В лагерях, на комсомольских стройках, в окопах.

Для тех, кому изложенное кажется тривиальным и кто любит абстрактные рассуждения из «системного анализа», предлагаем необязательный к прочтению следующий абзац. Равновесие архетипов было взорвано из точки, где находился архетип «стремление к неопределенности», или «стремление к хаосу». В этом смысле интересно рассматривать произошедшую русскую катастрофу как провокацию существующим Порядком сил Хаоса, скрытых в русской душе (понимая под Порядком и Хаосом ресурсы психики. Порядок минимизирует потери на осознание и реагирование, Хаос обеспечивает множественность выбора). Видимо, «русский» баланс, достигнутый в архетипах «феминность-маскулинность», «индивидуализм-коллективизм», «любовь к себе-нелюбовь к себе», заключал возможность создания в будущем такого порядка, который угрожал бы существующему Порядку. Последовала провокация со стороны последнего, силы Хаоса, активизированные архетипом «стремление к неопределенности» (к бунту), попытались расширить пространство решений, которое, по их мнению, стало сужаться. Это привело, как и следовало, к бунту (к революции), а затем, когда Хаос таким образом себя скомпрометировал, был насажден чудовищный по масштабам порядок и равновесие архетипов было разрушено, а вместе с ним — и возможность появления нового по уровню сложности порядка. Тот порядок, который был нам привит, был формой старого порядка, да еще и вульгаризированной его формой, хотя и рядился в новые одежды. Интересно узнать, неумеренная эксплуатация какого архетипа национального характера привела к бунту? Очевидной кажется точка зрения, что это — архетип дистанция власти. Однако дистанция власти позволяет как власти существовать без народа, так и наоборот. А вот архетип «креативность и лень», как ни странно, максимально подходит для провокации порядка — в виде извращения законов — и их несоблюдения. «Талантливая» деятельность на этом поприще взрывает национальный характер именно потому, что архетип находится в «положительной» группе и должен работать на развитие.

Рис. 12. Будущее (но не состоявшееся) развитие русских архетипов начала 20 века

С тех пор как национальный характер развалился (что «совпало» с массовым самоубийством народа и эмиграцией) множественность и непредначертанность путей для русских была потеряна. Для нас теперь, увы, весьма небольшой набор «истинно русских» путей. Каких? Описание их не входит в задачу данной статьи.

Зато в задачу данной статьи входит описание национального характера, всех его трендов развития. Мы хорошо представляем себе, что мы есть сейчас (рис. 7), представили себе на минутку, что мы были «тогда». Давайте порассуждаем о том, чем мы могли бы стать.

Если бы внутриличностный конфликт, связанный с «дистанцией власти» и «стремлением к бунту» был бы исчерпан, эти архетипы неизбежно изменились бы (рис. 12).

«Стремление к бунту» перешло бы в форму крайнего индивидуализма и естественным образом усилило бы индивидуальное начало в архетипе «феминно-маскулинность». Кстати, это усилило бы архетип «приятие себя», после чего нам уже «не светили бы» войны и революции, как не происходят они в Англии, где сильно приятие себя и индивидуализм. Да, русские не стали бы коллективны, но это небольшая плата за отсутствие тех «прелестей», что нас ждали в XX веке!

Если даже «дистанция власти» осталась на прежнем месте, мы имели бы мощную индивидуалистическую цивилизацию, высшими ценностями которой были бы ценности личности. Архетип «феминно-маскулинность» способствовал бы возрастанию процессного подхода в характере, что вместе с группой личностных архетипов обещало бы концентрацию сил нации на решении задачи устройства русского мира таким образом, чтобы и личность и общество существовали бы в равновесии. Реализовалась бы «русская мечта», которая, в отличие от американской, не есть мечта каждого обогатиться, а мечта о сообществе индивидуальностей, в котором каждой индивидуальности есть место, роль и воздаяние за ее уникальный труд.

Но вернемся в начало XX века. Что же мы увидели бы, окажись в начале прошлого века в Санкт-Петербурге или Москве или везде по России?

В трактирах мы услышали бы соответствующие выражения и соответствующее заведению поведение, в будуаре мы бы увидели поведение партнерши (партнера, если вы — дама), как нельзя более подходящее моменту, в драках и ссорах мы увидели бы попытки смягчить ссору и избежать ее, а потом, когда пройдена некая черта — стремительное ее нарастание и увлечение моментом. Точно так же мы воевали в войну 1812 года.

В характере было бы то, чего не сыщешь сейчас: некая сфокусированность на себе и увлечение собой, которая идет со стороны феминности, плюс желание показать себя и достоинство, которое идет от маскулинной части архетипа. Это был бы характер сложный, объемный, развернутый в нескольких невидимых глазу плоскостях сразу, что проявлялось бы в определенной обдуманности действий пополам с необдуманностью, холодным расчетом пополам с горячностью — то есть в присутствии удивительной МЕРЫ во всем и везде. Позже именно это назовут «загадкой русской души».

Горничные были бы в меру понятливы, но и в меру неприступны, городовые — грозны, но и внятны. Как писала в таком случае Урсула Ле Гуин «надо мной склонилось лицо человека: ни мужское, ни женское — просто человеческое».

Все проявления были бы к месту и удачны. Всему этому сопутствовало бы отсутствие нездоровой рефлексии и «нахождение в моменте», приятие себя и всех других участников событий.

Народовольцы упоенно бросали бы бомбы, царь-батюшка искренне интересовался бы судьбой раненого мальчика, стоя под пулями, бурлаки бы упрямо тащили свою ношу и каждый их шаг отдавался бы по Руси, как колокол, войско бы стояло под обстрелом трехсот пятидесяти орудий, как под дождиком, потому что все в нем были русские (даже князь Багратион и Барклай Де Толли) и им в уши неумолчно пел ангельскими голосами мотив: «ты — русский, ты — русский».