– Джон, – сказала она, – ты хочешь отсюда выбраться?

– И куда я попаду потом?

– В гораздо лучшее место, где тебе будут давать нужные лекарства и тебя больше не будут мучить жуткие видения. Что ты на это скажешь? Я привезла твою одежду, и мы сможем уйти прямо сейчас, если ты захочешь.

После долгого молчания он произнес: «О’кей», и Памела спиной почувствовала довольные улыбки доктора Чедвика и Рэндольфа.

– Все, что тебе нужно сделать, – сказала она, – это расписаться вот здесь. Я уже приготовила ручку.

– Нет. Забудь об этом. Я больше не подпишу никаких контрактов с тобой, Карлом Манчином и Честером Праттом. Стряпайте сами свои убогие фильмы, я в этом участвовать не буду. Я понятно выразился?

– Не придуривайся, Джон. Я знаю, что ты все понял правильно. Это не имеет никакого отношения к фильмам. Этот листок бумаги открывает путь к твоему выздоровлению.

Уговоры продолжались минут двадцать, и наконец в соответствующей графе документа появились закорючки, которые при желании могли быть расшифрованы как «Джон К. Уайлдер».

– Прекрасно, – сказала она, – теперь мы тебя оденем.

– Я позвоню в медцентр и предупрежу о нашем приезде, – сказал доктор Чедвик и удалился.

– Его бы следовало помыть, но, когда мы пытались это сделать в прошлый раз, понадобились трое мужчин, чтобы удержать его в ванне. Он думал, мы хотим его утопить. В жизни не слышал таких воплей и визга. Жалобы поступали даже из дальних концов этого здания.

Одетый и вставший на ноги, он выглядел уже лучше – почти нормально, хотя по тому, как на нем сидел костюм, было нетрудно догадаться, что одевался он не самостоятельно. Памела взяла его под руку с одной стороны, а Рэндольф – с другой, и таким манером они осторожно вывели его из комнаты. Чедвик ждал их в коридоре.

Рэндольф сопровождал их в университетский медцентр, сидя на заднем сиденье рядом с Уайлдером и держа его за локоть. Чедвик сидел впереди рядом с Памелой, которая вела машину.

– Мы едем в аэропорт? – спросил Уайлдер.

– Нет, Джон, я же тебе говорила: мы едем в такое место, где тебя будут лечить, пока ты не поправишься.

– А почему Рэндольф едет с нами?

– Потому что он о тебе заботится. Мы все о тебе заботимся, Джон.

– Вам всем на меня насрать.

– Так не следует разговаривать с леди, – строго заметил Рэндольф.

Она думала, что никогда не доберется до университетского кампуса, петляя по улицам Вествуда, а потом думала, что никогда не найдет здание медцентра, но помог доктор Чедвик: он успешно справился с ролью штурмана вплоть до того, что указал ей свободное место на ближайшей к медцентру стоянке и опустил нужное количество монет в парковочный счетчик. Потом они вчетвером поднялись на лифте и очутились в приемной психоневрологического отделения.

– Роуз? – удивился Уайлдер. – Какого черта здесь делает Роуз?

– Следуйте за мной, – сказал им доктор Роуз. – Я покажу его комнату.

Он заметно нервничал, ведя их через общий зал, где какая-то кучерявая женщина играла в китайские шашки с подростком, на вид весившим не менее четырехсот фунтов. Когда они достигли комнаты, где все уже было приготовлено для Уайлдера, появилась медсестра со шприцем.

– Все в порядке, мистер Уайлдер, – сказал Роуз. – Будьте добры снять пиджак и закатать…

– Да пошел ты, Роуз! Иди запихивайся своими шоколадными жвачками.

Ты не настолько большой, чтобы меня вырубить, и не настолько умный. И ты, Чедвик, проваливай с ним за компанию, наглый черномазый ублюдок. Сотри со своей рожи эту похабную улыбочку и скажи своему черному дружку, чтобы отпустил мою руку. Мудозвоны вы все! Мудозвоны! А знаешь, кто ты? – обернулся он к Памеле. – Ты грязная сучка! Грязная сучка. Грязная сучка…

Кончилось тем, что Рэндольф в борьбе повалил его на пол. Медсестра принесла смирительную рубашку; Рэндольф и Чедвик запихнули руки Уайлдера в рукава, затем перевернули его на живот и связали рукава между собой. Когда он был надежно спеленат, все вышли в коридор, и Роуз затворил дверь со звучным щелчком замка.

– Теперь он успокоится, – сказал Чедвик.

– Я бы не слишком на это рассчитывал, доктор, – возразил Рэндольф. – Уж я-то его фокусов насмотрелся. Он может продолжать в том же духе целыми днями.

– В любом случае, – сказал Роуз, нервно оправляя свой костюм, – я сомневаюсь, что мы сможем держать его здесь.

По звукам ударов и сотрясению запертой двери было сложно определить, чем именно начал биться в нее Уайлдер: плечом или головой.

При помощи друзей – он сам частенько удивлялся тому, как много у него было друзей, – Честер Пратт без труда нашел и снял симпатичный домик на склоне холма с видом на туманный каньон и с макушками пальм, колыхавшимися чуть ниже уровня крыльца. Этот дом его полностью устраивал: здесь хорошо работалось, хорошо спалось и хорошо сиделось на закате с бутылочкой кока-колы в руке.

Вся отрава уже вышла из его организма. Работа продвигалась успешно – если, конечно, считать «работой» киносценарную стряпню, – а по ее завершении он собирался вплотную заняться своим вторым романом. Он забраковал многие из набросков, сделанных в Нью-Йорке, и практически все, сделанные в Вашингтоне, – дрянь и убожество, – но, если дальше дело пойдет на лад, он сможет написать эту книгу в течение года. И это будет хорошая книга – возможно, даже лучше его первого романа.

Временами, когда он отвлекался от надоевшего сценария, в голову приходила какая-нибудь свежая идея для будущей книги, и он без промедления записывал ее на листке, который затем переворачивал чистой стороной вверх и добавлял к стопке таких же листков под пресс-папье на углу стола. Накапливая эти бумажки, он испытывал радость, подобную радости скряги, пополняющего заветный сундук: время от времени он брал всю стопку и проверял ее толщину большим пальцем. Он как раз был занят очередной такой проверкой, когда зазвонил телефон.

– Привет, детка, – сказал он. – …Ну, раз такое дело, не торопись. Я не буду тебя ждать вплоть до самого твоего прихода… О’кей.

Не успел он вновь расположиться за письменным столом, как раздался еще один звонок.

– …А, привет, Билл, – сказал он. – …Сегодня? Да, конечно же, мы с удовольствием, вот только я не знаю, когда Памела вернется домой. Она только что звонила сообщить, что задержится допоздна. Давай поступим так: если я не предупрежу тебя до шести вечера, значит эта договоренность остается в силе. «Браун Дерби» в Беверли, к половине восьмого… О’кей, Билл, спасибо за приглашение. Мы будем рады… Хорошо. Пока, Билл…

Освободившись наконец от телефона, он вернулся к работе над сценарием для Манчина. Изобразить процесс умопомешательства вроде бы вполне благополучного рекламного агента? Нет ничего проще: он сделал это на ста двадцати пяти страницах, первая треть из которых, правда, являлась слегка сокращенной переделкой несколько тяжеловесного текста Джерри Портера.