Хотя настоящего образования он не получил, его природный ум и инстинкты неизменно поражали Аманду. Человека более заурядного столь обширный бизнес и деловые интересы попросту раздавили бы, и все же Джек со спокойной уверенностью правил своей империей. Казалось, его честолюбие и устремления не знают границ. Он часто делился планами с женой, открывая перед ней целый мир новых замыслов, о которых сама она даже не помышляла. К удивлению Аманды, Джек обсуждал с ней дела, словно она была не просто женой, а партнером на равных. Ни один человек не относился к ней с таким сочетанием уважения и терпимости. Он просил ее высказываться откровенно, не стеснялся возражать, когда считал нужным, и признавать свою не правоту. Он побуждал ее быть дерзкой и смелой, брал с собой повсюду: на спортивные состязания, в кабачки, научные выставки, даже на деловые совещания, где ее присутствие встречалось с откровенным изумлением. Хотя Джек наверняка понимал, что подобное поведение недопустимо в обществе, ему, похоже, было абсолютно все равно.

По утрам Аманда обычно писала новый роман в просторной, специально для нее обставленной и декорированной комнате. Стены приятного для глаз цвета шалфея были уставлены высокими книжными шкафами красного дерева, между которыми висели гравюры в рамках. Вместо обычной тяжелой мебели, типичной для библиотек или читален, здесь поставили письменный стол и изящные кресла. И Джек постоянно добавлял новые экспонаты к коллекции подставок для перьев, которую начала собирать Аманда. Многие были усыпаны драгоценными камнями и украшены гравировкой. Аманда хранила их в шкатулке из кожи и слоновой кости, всегда стоявшей на столе.

Вечерами Джек любил принимать гостей, ибо всегда находились те, кто желал снискать его расположение: политики, художники, торговцы и даже аристократы. Нескончаемые орды осаждали их дом. Аманду никогда не переставало удивлять влияние, которым обладал ее муж. Люди обходились с ним с осторожным дружелюбием, зная, как умеет он при желании склонить на свою сторону мнение публики. Супружескую чету приглашали повсюду, от балов и вечеринок на яхтах до простых пикников. Нужно при этом сказать, что даже на людях они почти не разлучались.

Аманде все яснее становилось, что при всей кажущейся совместимости с Чарлзом Хартли он никогда бы не сумел тронуть ее душу так, как Джек. Муж видел ее насквозь и понимал так хорошо, что это пугало. Он был бесконечно разным, непредсказуемым и иногда обращался с ней, как со взрослой зрелой женщиной, а временами держал на коленях, как дитя, уговаривая и дразня, пока она не разражалась беспомощным смехом. Как-то он велел поставить ванну в спальне перед камином и принести поднос с ужином. Потом отпустил горничных и вымыл ее сам, лаская под горячей мыльной водой сильными руками. Мало того, расчесал ее длинные волосы и стал кормить ужином с ложечки, так что расслабившейся, томной Аманде ничего не оставалось, кроме как, прижавшись к его груди, дремотно смотреть на пляшущие языки огня.

Таким же неукротимым он был и в спальне, где близость, которую они делили, казалась настолько бурной и чувственной, что Аманда временами боялась смотреть ему в глаза по утрам. Джек не позволял ей ничего скрывать ни физически, ни эмоционально, и она неизменно стыдилась . столь беззастенчивой откровенности. Он давал и брал, он требовал, пока ей не начинало казаться, что она больше себе не принадлежит. Он научил ее вещам, которые не подобало знать ни одной леди. Она и не подозревала раньше, что нуждалась именно в таком муже: в человеке, который освободил ее от всех запретов и ограничений, тупого спокойствия и довольства собой. Заставил резвиться и играть, и куда ушла горечь отягощенных тяжким трудом и непосильной ответственностью молодых лет!

После публикации последнего выпуска «Ненастоящей леди» положение Аманды как самой знаменитой писательницы в Англии стало неоспоримым. Джек объявил о намерениях выпустить роман в трех томах, причем если одно издание предполагалось опубликовать в переплете из телячьей шкуры, то другое – более дешевое – в ткани «под шелк». Спрос на будущий трехтомник был так велик, что Джек предсказывал рекордные продажи и отпраздновал успех покупкой бриллиантового с опалами колье и таких же серег, гарнитура настолько роскошного, что Аманда со смехом отказалась надевать его. Колье было когда-то изготовлено для Екатерины Великой, императрицы российской, и называлось «Луна и звезды»: полумесяцы из огненных опалов, оправленные в золотую филигрань, и бриллиантовые звезды между ними.

– Я не могу носить подобную роскошь, – отговаривалась обнаженная Аманда, сидя в постели и прижимая к себе простыню.

Джек подошел к ней с колье в руках. Лучи утреннего солнца играли на драгоценностях, отбрасывая ослепительно яркие снопы света.

– Еще как можешь!

Он сел позади нее, отбросил курчавую гриву волос на одно плечо и застегнул фермуар. Аманда ахнула, когда холодные камни коснулись разогретой сном кожи. Он припал поцелуем к ее затылку и вручил зеркальце:

– Тебе нравится? Если предпочитаешь что-то другое, мы можем его обменять.

– Оно великолепно, – сухо заметила Аманда. – Но не подходит для такой женщины, как я.

– Почему?

– Потому что я прекрасно сознаю свое положение. И буду казаться в этом блеске вороной в павлиньих перьях.

Она нерешительно завела руки за спину и попыталась расстегнуть фермуар.

– Ты очень щедр, но это не…

– Положение! – фыркнул Джек и, поймав ее руки, бросил на матрас. Жаркий синий взгляд шарил по нагому телу, задерживаясь на щедрой плоти грудей, где опалы рассеивали крошечные радуги по коже. В этот момент его лицо было исполнено обожания и вожделения. Нагнувшись, он припал к ее шее и принялся обводить языком крошечные промежутки между бриллиантами и круглыми опалами.

– Почему ты не способна увидеть себя моими глазами?

– Перестань, – попросила она, извиваясь под натиском его напряженной плоти сквозь бархат халата. – Джек, не мели вздор!

– Ты прекрасна, – настаивал он, оседлав ее бедра. – И я не позволю тебе встать, пока ты это не признаешь.

– Джек! – простонала она, закатывая глаза.

– Повторяй за мной: я прекрасна…

Она толкнула его в грудь, но он сжал ее запястья и поднял руки над головой, так что ее груди поднялись, Аманда стала пунцовой от смущения, но вынудила себя не отводить глаз.

Я прекрасна, – повторила она тоном, каким обычно пытаются потакать безумцу. – Теперь можно встать? Зубы Джека сверкнули в лукавой усмешке.

О, я дам вам свободу, мадам.

Он нагнулся ниже, так что их губы почти слились.

– Повтори…

Она попыталась, правда, не слишком усердно, выдернуть руки. Джек позволил ей изгибаться и извиваться, пока его халат не распахнулся, простыня не подевалась куда-то, а их обнаженные тела не соединились. Нестерпимый жар его плоти пульсировал у ее бедра, и все ее тело горело в предвкушении. Тяжело дыша, она развела колени. Он стал целовать ее груди, чуть царапая щетиной нежные вершинки.