Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Задай-ка моей кобыле овса, я через час уеду.
А сам пешком через поле пошел на ферму Патриарха.
Патриарх по-прежнему пахал. Господин Феро направился прямо к нему.
Старик опять снял картуз, остановил волов зычным "та!", воткнул стрекало[5] в землю и стал поджидать гостя.
Ждал он, пожалуй, не без тревоги.
— Добрый день, сосед, — сказал ему господин Феро. — Ты вроде не в ладах с моим арендатором? Вот мне и приходится делать его дела.
— Э, господин советник, — ответил Патриарх, — арендатор ваш — тот еще хитрец; не будь я вам так обязан…
— Ладно, друг, ладно, не о том речь. Я с тобой договорюсь не хуже него. Есть у тебя пшеница на семена?
— Есть, как же, да славная.
— Не уступишь мне восемь мерок?
Патриарх, похоже, смутился.
— Что вы, господин советник, — ответил он, — как я могу вам в чем отказать? Вы мой благодетель.
— Об этом не надо, — сказал господин Феро.
— Как же "не надо"! — возразил патриарх. — Благодаря вам я честным человеком стал.
— Рад за тебя, друг мой.
— Вот теперь сам со своими делишками разбираюсь.
— И это хорошо.
— Эх, немного на свете таких людей, как вы, господин советник, — не унимался старик.
— Все, все, хорошо. Пошли посмотрим на твое зерно: разнимешь пораньше на четверть часика.
— Да нет, господин советник, уж и то по солнцу полдень.
И Патриарх "разнял" волов, то есть развязал веревку, которой плуг был привязан к ярму, и смирные животные медленно поплелись в сторону фермы.
Господин Феро с Патриархом пошли за ними.
VI
Ферма у Патриарха была, как говорится, нешикарная, но безупречно возделанная и хорошо ухоженная.
Всю дорогу господин Феро осматривал хорошо обрезанные шелковичные деревья, хорошо вспаханные поля, луг, перекопанный канавками, собиравшими и распределявшими дождевую воду.
Фермерский дом был заново оштукатурен, и господин Феро без труда убедился, что недостатка там ни в чем не было.
— Сколько у тебя детей, Патриарх? — спросил он, когда они переступили порог во дворе.
— Два сына и дочь, господин советник.
— С тобой живут?
— Нет уже, разъехались.
— Вот как?
— Дочку я только что выдал замуж за одного столяра в Тур-д’Эг.
— А сыновья что?
— Они друг с другом не ладят, а Жозеф, младший, и со мной не ладит тоже.
— Понятно…
— Уехал, нанялся в работники ниже по Дюрансе, где-то у Кавайона.
— А старший?
— Старший женился. Арендовал с женой ферму в Ладюре.
— Давно?
— В прошлом году на Иванов день.
— Как же ты управляешься?
— У меня два работника да пастух. И жена у меня еще крепкая, хоть и старше меня. Варит обед на всех.
Господин Феро осмотрел хозяйство во дворе, как осматривал землю.
Все повозки были новые, в хлеву стояла другая пара быков, а работник-возничий запрягал прекрасную крестьянскую лошадь, огромную, как тяжеловоз.
"Так! — подумал господин Феро. — Четыре года назад эти люди бедствовали, а теперь вон как славно живут!"
Жена Патриарха встретила господина Феро приветливо, но, по-видимому, ничего не знала о необыкновенных отношениях между ним и ее мужем.
В доме все точно так же говорило о достатке.
— Пойдем посмотрим на твою семенную пшеницу, — сказал господин Феро.
Патриарх повел советника в амбар.
Амбар был полон зерна.
— Как! — воскликнул господин Феро. — Ты еще не продал урожай?
— Нет, сударь.
— Когда же у тебя срок платить за аренду?
Патриарх широко улыбнулся:
— А я за неё больше не плачу.
— Пошли посмотрим на твоё зерно
— В самом деле? Как же ты так устроился, чтоб ничего не платить?
— Выкупил я ферму, — бесхитростно ответил великан.
Господин Феро и бровью не повел.
— Правда, в рассрочку, — уточнил Патриарх.
Господин Феро опять ничего не ответил.
Он осмотрел зерно, нашел его вполне годным и сказал:
— Я возьму восемь мерок. Почем оно теперь?
— По шестьдесят франков, сударь.
— Дороговато! — заметил советник, который любил торговаться.
— За семенное зерно недорого, сударь. Оно ведь первосортное.
— Значит, беру восемь мерок, — повторил советник, — это будет 480 франков. Но за деньгами тебе придется приехать в Ла Пулардьер.
— А я как раз завтра буду в Мирабо, — сказал Патриарх. — Там мой шурин трактир держит, нам с ним надо кое-что утрясти.
— Так вот и зайдешь в Ла Пулардьер на обратном пути.
— Хорошо, сударь.
— В котором часу?
— На самом закате, если вы не против.
— Договорились, — сказал господин Феро.
И вышел из амбара.
* * *
Через час господин Феро сидел в своей тележке, нахлестывал грузную кобылу и думал про себя:
"Патриарх выкупил ферму, выдал замуж дочь, помог сыну, заново купил весь инвентарь: на те деньги, что я ему дал тогда, этого всего не сделаешь. Когда я к нему ехал — подозревал его, уезжаю с прочной уверенностью. Впрочем, человек он более простодушный, чем бывают обыкновенно злодеи. Для него я действительно больше уже не прокурор и не судья. Стало быть, бояться мне нечего".
Не переставая размышлять, господин Феро продолжил путь в Ла Пулардьер.
VII
В тот вечер мизе Борель и ее сестра мадам Бютен негромко толковали между собой на садовой скамейке у дверей своего домика — той самой, где их несколько дней назад видел советник Феро.
Настала темная теплая ночь, ни один ветерок не колыхал ветвей деревьев.
— Рабурден уже неделю, как уехал, — говорила мизе Борель, — а муж твой все никак в себя не придет.
— Да, правда, — ответила мадам Бютен, — все так и ходит хмурый.
— И чем же тот человек так его околдовал? — спросила старшая сестра.
Младшая подняла глаза к небу:
— Ох! Муж мой и сам человек странный. Чем больше мы с ним живем, тем я его меньше знаю и больше боюсь.
— А скажи, малышка, — продолжала мизе Борель, — ты говорила, мужу твоему кошмары снятся?
— Ой, да какие страшные…
— Про убийства, про кровь, про разбой…
— А еще про гильотину.
— Часто?
— Да почти что каждую ночь. Потом вдруг просыпается, а я всегда притворяюсь, будто сплю. Боюсь, как он поймет, что я все вижу и слышу, так сразу меня и убьет.
— Ой, бедняжка! — тихонько сказала мизе Борель. — Не досталось тебе хорошей доли.
— Да что же это значит, что мужу такое все снится? — спросила мадам Бютен. — Скажи, ты, верно, знаешь.
Мизе Борель вздохнула, но ничего не ответила.
— Да скажи уж, — опять попросила ее сестра.
— Ну да ладно, — как будто через силу ответила старшая. — Сказать тебе, что ли, что я думаю про это?
— Сказать, сказать…
— Муж твой, значит, был моряком.
— Ну да.
— А