– Валера, что случилось?!

– Сергей, ты мне нужен! Как секундант! У тебя сейчас есть время?! Я хочу эту гниду похоронить как можно быстрее!

– Погоди! Давай зайдем ко мне, и ты мне все объяснишь по порядку.

– Нет! Идем со мной! Я все тебе расскажу по дороге!

– Мне надо переодеться, к тому же полчаса, мне кажется, ничего не изменят. Сейчас мы идем ко мне.

Капитан хотел возразить, но, бросив на меня сердитый взгляд, видно понял, что я от своего не отступлюсь, и утвердительно кивнул головой. Когда мы пришли в квартиру, мне пришлось чуть ли не насильно усадить его за стол.

– Дай мне десять минут, чтобы привести себя в порядок.

Когда я вернулся в гостиную, то сел за стол, напротив него.

– Рассказывай.

По возвращению домой капитана встретила буря восторгов со стороны близких. Они засыпали его вопросами, а он рассказывал, как жил, воевал, про своих боевых товарищей и так увлекся, что не сразу заметил, на его вопросы родные отвечают довольно скупо, но стоило ему упомянуть про случайную встречу со мной и очень красивой девушкой, как тут все и случилось.

– Стоило мне сказать, что девушка Сергея похожа на богиню и я почти влюбился, как с сестрой случился истерический припадок. Мать сразу увела ее в спальню, и только позже, когда сестре стало лучше и она заснула, родители поведали мне о страшной правде. Так, оказывается, называл ее эта сволочь… А потом бросил… Таню.

Даже среди родных говорить о подобном тяжело и больно, поэтому трудно представить, что делается в душе человека, когда ему приходится выкладывать подробности семейной трагедии чужому человеку. Лицо каменное, на скулах желваки играют. Костяшки даже побелели, до такой силы были сжаты пальцы в кулаки. Я смотрел на него, не зная, что и сказать, несмотря на то, что пережил нечто похожее.

– Да! Да! Черт возьми! От меня все скрыли! Сейчас… у меня только одно желание – убить этого мерзавца! Только после этого я смогу посмотреть в глаза сестре и брату! Только так!

– Почему брату? Валера, ты мне лучше расскажи с самого начала. Только кратко.

– Кратко? – он какое-то время смотрел мимо меня отсутствующим взглядом, видно, собираясь с силами. Семейные трагедии больно ранят сердце и душу, оставляя на них грубые, рваные раны, которые не заживают долгие годы. Люди стараются не бередить их, держа в глубине себя, за семью печатями. – Хорошо. Сестра была на последнем курсе, когда встретила этого подлеца, который закружил ей голову. Рестораны. Шампанское. Галантное ухаживание. Она, наивная дурочка, повелась на сказку о любви с первого взгляда, а потом была… спальня, а спустя два месяца он ее бросил. Она сделала попытку покончить с собой, и тогда обо всем узнали родители, а потом и брат. Он – не я, но поступил как настоящий мужчина. Найдя этого мерзавца, при свидетелях назвал его подлецом и потребовал извинений, тогда эта сволочь вызвала его на дуэль. Гришка пистолета в руках никогда не держал. Два раза перед дуэлью сходил в тир для тренировки, а потом пошел стреляться. Представляешь? Потом полтора месяца лежал в больнице с простреленной грудью. С трудом выжил. Пока он лежал, родители подали бумаги в полицию, по месту службы этого сукина сына и прошение императору. Видно, где-то что-то сработало, потому что от его семейства пришли и предложили деньги, и родителям, скрепя сердце, пришлось их взять. Гришка только-только начал выздоравливать, а Татьяна, узнав о брате, опять попала в больницу. Родителей не виню, они оказались в безвыходном положении. Дело замяли, этого мерзавца вышвырнули из гвардии и перевели в простой кавалерийский полк.

– Кто он?

– Поручик Бахметьев-Кречинский.

– О, как! Старый знакомый.

– Откуда?!

– Какая разница! Важно другое: у нас с ним есть один неразрешенный спор. При этом скажу тебе, Валера: этот мерзавец не достоин дуэли… зато вполне созрел для виселицы.

– Нет! Я не пойду в полицию и не буду писать прошение государю! Я просто убью его! Застрелю, как бешеного пса!

– Он хладнокровный и опытный стрелок, Валера, а ты весь на нервах. Так, может, мне…

– Нет! Не отомстив лично, я покрою себя позором, а если погибну, так позор мне уже не будет страшен!

– В таком случае, если ты его не убьешь, это сделаю я, с превеликим удовольствием.

Не знаю, что Волин услышал в моих словах, но, несмотря на свое состояние, он удивленно посмотрел на меня, словно видел впервые и сказал:

– Ты меня прости, но тот, кто сейчас сидит напротив меня, и Сережа Богуславский, которого мне когда-то довелось знать, совершенно разные люди. Он был большим, сильным, храбрым, но в глубине души очень мягким и добрым человеком. Твои слова не наигрыш. Ты сейчас говорил то, что думал. Я это чувствую. Ты…

– Об этом мы можем поговорить и потом, если будет желание, Валера.

– Ты прав. Идем.

Мы столкнулись с графом, когда он выходил из офицерского клуба, в компании двух офицеров. Его довольное выражение лица сползло при виде меня, но он взял себя в руки и, криво усмехнувшись, спросил:

– Что привело к нам господина Богуславского, новоявленного старца нашего государя?

Я не успел ничего сказать, как Волин сделал шаг вперед и, вперив в него взгляд, полный ненависти, сказал:

– Вам ничего не говорит имя Татьяны Волиной, поручик?

Лицо графа передернулось, тело напряглось.

– Вам какое до этого дело, капитан?

– Она моя сестра!

– И что вы хотите?

– Я вызываю тебя на дуэль, мерзавец! – с этими словами Волин снял перчатку и кинул ее с силой в лицо Бахметьева.

Глаза поручика вспыхнули от дикой злобы, а лицо перекосила гримаса, но он почти сразу взял себя в руки и уже спокойным тоном обратился к офицерам, которые стояли рядом с ним, удивленно наблюдая за неожиданно разгоревшейся ссорой:

– Господа! Как вы видите, меня вызвали на дуэль. Готовы ли вы стать моими секундантами?

– Извините, граф, но нам сначала хотелось бы знать, в чем, собственно, дело? – спросил его штабс-капитан.

– Оскорбления вам мало, капитан?

– Мало, граф. Особенно, если идет речь о чести девушки.

Бахметьев-Кречинский скривился, словно надкусил лимон, и сказал:

– Я, кажется, немного поторопился, предложив вам стать моими секундантами. Забудьте, господа, о моей просьбе. Прощайте.

Штабс-капитан и поручик-гвардеец, молча и холодно, откозыряли и ушли, не оглядываясь. Я посмотрел им вслед, затем повернулся к графу:

– Какая же ты наглая сволочь, Бахметьев, и как тебя еще… а вспомнил, Кретин… ский.

Лицо графа сначала побледнело, а затем пошло красными пятнами. Он смотрел на меня бешеными глазами, раздувая ноздри, но не сделал ни одного движения и только процедил сквозь зубы: