– Я последний раз предложил тебе пойти со мной.

– А я послала тебя.

– Послала, – кивает старик, – но дала.

– Я не дала! Ты силой меня взял!

– Попалась! – тычет старик пальцем в миллиметре от лица Марго. – А говорила – два раза! Три! Три! Три! А гордая была – настоящая княгиня.

– Идиот, я и была княгиня.

Марго проходит сквозь старика, уворачивающегося от рук Лены.

Надежда несет на подносе чашку кофе и оранжевый мармелад в вазочке. Помреж, посмотрев на нее поверх очков, вдыхает глубоко, потом в долгом выдохе спускает ноги на пол и надевает халат.

– Что? Не нравится? – Надежда осторожно нюхает парок из чашки.

– Надя, к хорошему кофе не надо принюхиваться, он пахнет из кухни на всю квартиру!

Пока Михаил Петрович варит новый кофе, Надежда сосет мармелад, а когда шершавая сахарная оболочка исчезает, достает прозрачную мармеладину изо рта и смотрит сквозь нее на свет из окна.

– Рассказывай, – просит Михаил Петрович.

– Больше не будет обысков, – решительно заявляет Надежда.

– Ну? И что же ты для этого сделала?

– Я – ничего… Это Кошелка, она читает подряд все газеты, она сказала, что если отнести компромат в газету, то все уладится.

– Кошелка – это?.. Ах да, гардеробщица Кошелкина. И что, у нее был какой-то компромат на этих бравых красавцев в штатском?

– Да нет. Компромат был у меня. Вернее, не у меня, а в зажигалке, которую я случайно обнаружила под подлокотником кресла в шестом ряду партера. Я не знала, что в зажигалке пленка, и пока не нашла вторую такую же в костюмерной…

– Минуточку, – застывший у плиты помреж медленно повернулся к играющей с прозрачной мармеладиной Надежде, – я не понял. Что это за шпионские страсти, какая зажигалка?

– Михал Петрович, вы только не волнуйтесь…

– Посмотри на меня. – Помреж склонился к сидевшей за столом Надежде. – Я. Не. Волнуюсь. Я просто хочу понять. Ты нашла в театре зажигалку?

– Две, – вздыхает Наденька.

– Две зажигалки? Бред какой-то… Постой, эти бесконечные обыски, это… У тебя искали именно эти зажигалки?

– Я не знаю. Они же ни разу не сказали, что именно ищут!

– Ну да, ну да… Ты, верно, нашла в театре множество самых невероятных предметов, все их тщательно запрятала, поэтому не могла решить точно, что именно надо этим людям из ФСБ?

– Вот вы и злитесь, а я так готовилась к этому разговору!

– Я не злюсь, – бесцветным голосом сообщил помреж, равнодушно наблюдая, как черная пена из турки с шипением заливает плиту.

– Я решила все вам рассказать, потому что много думала и придумала наконец. Я согласна.

– Что?

– Я согласна жить с вами. Мне нравится, как вы пахнете, то есть… Мне не противен ваш запах, даже когда вас стошнило в театре…

– Бог мой?! – сел на табуретку помреж.

– Вы не волнуйтесь, вы были тогда без сознания, все вас очень жалели. А Людмила даже плакала.

– Не отвлекайся!

– Не буду. Я присмотрелась к вам и поняла, что вполне смогу пережить ваши маразмы и привыкнуть к некоторым странностям.

– Никто не просит тебя привыкать! И потом, у меня нет маразмов и странностей!

– Ну и отлично, хотя маразмы есть у всех.

– Надежда, ты решила принять мое предложение и поэтому сейчас выложишь все свои тайны?

– Нет, не все! Я рассказываю про пленки, потому что и вы пострадали. Больше вас не тронут. Не будут обыскивать квартиру, меня тоже не будут раздевать догола в вашем кабинете. Я же заметила, какое тяжелое впечатление это на вас производит.

– Да что ты сделала, объясни, наконец! Ты имеешь какое-то отношение к убийству в театре?

– Нет. Но первую зажигалку оставил именно этот труп на унитазе.

– Ты нашла зажигалку умершего? За это в тюрьму не сажают, – категорично произнес помреж. – Почему ты ее сразу не отдала? При первом же обыске?

– А вдруг меня кто-то видел в туалете возле трупа?

– Тебя, – значительно кивнул головой помреж, – в мужском туалете, да?

– Ну да, – Надежда опустила глаза. – Я же искала этого блондина.

– Зачем? – перешел на шепот помреж.

– Он показался мне странным, у него был идиотский галстук, он вел себя как шпион! И я оказалась права – он прилепил зажигалку жвачкой под подлокотником кресла!

– Где эта зажигалка? – возбудился помреж.

Надежда молча достает из кармана джинсов зажигалку.

– Ты уже носишь ее с собой?

– Я же сказала – обысков больше не будет. Пленку из нее я отвезла в редакцию газеты, позавчера в утреннем выпуске уже был этот материал.

Помреж идет в комнату и возвращается с лупой.

– Видишь этот значок? – Он предлагает и Надежде посмотреть сквозь увеличительное стекло. – Это товарный знак швейцарской фирмы. Это золото.

– Я знаю, – пожимает плечами Надежда. – Внутри такой же.

– Внутри?

– Ну да. Я ее открывала в костюмерной, чтобы достать пленку.

– Где она?.. Ах, да. А вторая?

– Там же, где спрятала. В театре.

– Прекрасно. Одевайся. Едем в театр!

– Мы и так туда едем сегодня вечером. Вы обещали, что пойдем на спектакль, как зрители. Будем сидеть в партере, в антракте гулять в фойе и пить шампанское.

– Сегодня? «Собор Парижской богоматери»? Ах, да… Тогда как же? Тогда вечером и возьмешь? Я хотел сказать, что вторую зажигалку надо срочно достать и вместе с этой и с подробным письменным объяснением отнести в отдел, как его? Какой отдел был написан на постановлении об обыске? Подожди, я посмотрю, у меня записано, – помреж опять идет в комнату.

Надежда обреченно вздыхает.

– Вы хотите, чтобы я так сделала, да? – спрашивает она возвратившегося в кухню помрежа. – Именно сейчас, когда все успокоилось после этой газеты?

– Мне кажется, что так полагается сделать.

– А если меня арестуют?

– Не волнуйся, у меня есть средства оплатить хорошего адвоката. Ты же ничего не сделала! Ты никого не убивала, не прятала трупы! Конечно, ты скрыла вещественное доказательство, кажется, это так называется в Уголовном кодексе, но явка с повинной…

– Михал Петрович! Я могла бы еще поторговаться до того, как отдала пленку в газету! А теперь они с меня семь шкур спустят!

– А мы напишем жалобу в Верховный суд! – не сдается помреж.