Если двигаться строго на запад, пробравшись сквозь густые заросли бука и орешника, посаженных в незапамятные времена, чтобы защитить Сивик-Мэнор от холодных северных ветров, то можно разглядеть суровые башни замка Мердрако, возвышавшиеся над туманной дымкой, окутывавшей прихотливо изрезанный берег.

Но стоял ли над морем туман или нет, об этих сторожевых башнях ни на минуту не забывала леди Бесс Сикоум, хозяйка дома. И даже когда туман плотной пеленой окутывал Мердрако, скрывая его от посторонних глаз, она чувствовала их присутствие. Башни будто жили своей собственной жизнью, служа суровым напоминанием, что Мердрако существует, хоть хозяин замка сейчас далеко.

Леди Бесс проводила садившееся в облака солнце коротким неодобрительным взглядом. Для нее закат означал лишь одно: скоро землю скроет непроглядная тьма – ночь обещала быть безлунной.

– Проклятие! – прошипела она. Леди Бесс резко отвернулась от окна, и ее взгляд упал на изрядно потрепанные бархатные шторы. Выругавшись вполголоса, она поплотнее задернула тяжелые драпировки цвета темного бургундского, скрыв великолепное зрелище заходящего солнца, когда оно, медленно погружаясь в темно-синюю пучину моря, любуется своим отражением, похожим на пылающий медно-красный шар.

Дрожащей рукой леди Бесс плеснула себе в бокал изрядную порцию хереса и аккуратно поставила тяжелый хрустальный графин на полированную поверхность стола. Одним глотком опрокинув спиртное, она подумала, что не грех и подкрепиться перед тем, как этой безлунной ночью осуществить свой план.

– Боже милостивый, да хватит ли у меня сил?! – беспомощно прошептала она. Руки отчаянно тряслись, и слышно было, как жалобно звякнуло стекло, когда она снова взялась за графин с хересом. – Нет, я не смогу, – пробормотала она себе под нос, нервно барабаня пальцами по каминной доске. – Это просто безумие! – Подняв голову, она кинула неприязненный взгляд на висевший над камином портрет мужчины. – Жаль, что ты оказался таким тупицей! – сказала она, сверля его ненавидящим взглядом. Несмотря на то, что оригинал вот уже почти два года покоился в могиле, портрет по-прежнему обладал свойством мгновенно приводить ее в бешенство. – Ты даже глупее, чем была я сама, когда решилась выйти за тебя замуж, сэр Гарри Сикоум, – продолжала она. – Но откуда мне было знать в то время, что ты по уши в долгах и при этом слишком глуп, чтобы суметь поправить свои дела? Да еще безумен настолько, чтобы влезть в эту авантюру с индийскими плантациями? И в какой же луже мы с тобой в конце концов оказались, а, Гарри? – пожаловалась она.

Бледно-голубые глаза мужчины на портрете смотрели на леди Бесс отсутствующим взглядом. Впрочем, когда сэр Гарри Сикоум был еще жив, призналась она себе, именно это выражение безучастного равнодушия чаше всего было написано на его лице.

– Собаки и лошади, Гарри, – вот все, о чем ты когда либо думал или заботился в своей никчемной жизни, – бросила обвиняющим тоном леди Бесс. – Зачем ты женился на мне? Нет, я не виню тебя, ведь в те времена я была настоящей красавицей, не так ли, Гарри? – Казалось, она требовала ответа.

Бросив украдкой быстрый взгляд на свое отражение в одном из зеркал, леди Бесс убедилась, что и теперь фигура у нее на редкость привлекательна, несмотря на то что ей давно перевалило за тридцать и она стала матерью двоих детей. Правда, щеки уже не так восхитительно свежи, как в молодости, да и с возрастом она похудела, вздохнула Бесс.

– Ты обвел меня вокруг пальца, Гарри! Ты был не только банкротом, это бы я еще смогла тебе простить, но ты к тому же оказался на редкость скверным любовником, особенно если сравнить с… – Слова замерли на устах леди Бесс, и, подавив тяжелый вздох, она отвернулась и от портрета мужа, и от собственного отражения в зеркале. Ведь и ее увядающая красота, и этот мужчина будили в измученной душе столько печальных воспоминаний о том времени, когда она была на пятнадцать лет моложе и совершила величайшую ошибку в своей жизни.

– Мама! – прозвенел за дверью тоненький голосок. – Мама? Где ты? – Девичий голосок сделался пронзительным, в нем звучал готовый вот-вот прорваться страх. – Мама?

– Здесь, в гостиной, Энн, – неохотно откликнулась леди Бесс. На минуту ей стало не по себе при мысли, что лицо выдаст ее. Она медлила, страшась возвращаться в безрадостное настоящее.

– Что это тебе пришло в голову сидеть в темноте, да еще совсем одной? – недовольно спросила девочка. Несмотря на свои четырнадцать лет, Энн Сикоум обещала в недалеком будущем превратиться в редкостную красавицу. Она была поразительно похожа на мать, когда та цвела восхитительной свежестью юности. – Позвонить, чтобы принесли свечи?

– Нет, к чему лишние расходы? Я не задержусь здесь надолго, милая, – сказала леди Бесс.

– Тогда, может быть, позвать Джейн, чтобы она развела огонь в камине? Как только солнце садится, в комнате становится слишком сыро, – произнесла девочка, невольно напомнив матери о том, что близится вечер, и о том, что принесет с собой ночь.

– Не стоит. Бедняжка и так сбивается с ног, помогая матери на кухне. Кроме того, мне вовсе не хочется, чтобы наш дом выглядел так, словно мы все еще не спим, – ответила леди Бесс скорее себе, чем дочери. Изумленное выражение на юном личике Энн сменилось растерянностью, когда она наконец поняла, на что намекнула мать.

– Я совсем забыла. Но ведь ночь сегодня будет безлунной, правда, мама?

– О чем это ты, детка? – возмущенно спросила леди Бесс.

– Ой, мама, ну к чему делать вид, будто ты не понимаешь, что я имею в виду! В конце концов я уже давно не ребенок! Вспомни, ведь Люси Уиддонс в мои годы уже была замужем, а ведь этот малыш, который цеплялся за ее подол…

– Пусть благодарит Бога за то, что вообще успела пойти к алтарю, да еще тогда, когда раздувшийся живот делал ее похожей больше на бочку, чем на невесту! О чем ты говоришь, Энн! В конце концов Люси – простая деревенская девчонка, а не леди Сикоум! – отрезала леди Бесс.

– Не знаю, какая между нами разница, ведь мы с тобой так же ломаем голову, чем набить живот, как и бедняки из деревушки! – запальчиво возразила Энн. – Я прекрасно понимаю, почему ты позволила контрабандистам взять наших лошадей. Отец бы с ума сошел, если бы узнал, как жестоко с ними обращаются, – ведь бедняги тащат на себе тяжеленные мешки с товаром от деревни к деревне. Будь он жив, никогда бы не позволил этого!

Леди Бесс уже открыла было рот, чтобы возмущенно опровергнуть обвинение, но передумала и предпочла промолчать. Действительно, что толку было отрицать очевидное, тем более что не в ее власти было что-то изменить.

– Если хочешь знать, дитя мое, твой отец продал бы душу дьяволу за бочонок контрабандного французского бренди. Но успокойся, сегодня ночью он не перевернется в фобу, потому что контрабандисты не получат наших лошадей. Если честно, я просто собиралась продать пару-тройку из них на ярмарке в Уэстли-Эббот в эту субботу. – Леди Бесс старалась говорить ровно, несмотря на то что все внутри дрожало от страшного напряжения.

– Но, мама, ты не можешь так поступить. Неужели ты забыла, что случилось с фермой Веббера прошлой зимой?! Чарльз сказал, это потому, что они отказались дать контрабандистам своих лошадей! – едва слышно выдохнула Энн.