Тот раздумывал недолго. Действительно, заказчикам исполнений безразлично, какое лицо будет у киллера, какие глаза, форма носа и цвет волос. Главное — результат, главное, чтобы великий и ужасный Солоник оставался под их контролем. Если пластическая операция пойдет на пользу дела, почему бы и не дать на нее добро?

— И все-таки: когда именно вы хотели бы ее сделать? — выпустив густое облако табачного дыма, спросил собеседник.

— Наверное, через месяц или чуть раньше. Но для этого мне потребуются другие документы с другими фотографиями.

— Мы об этом подумаем, — уклончиво ответствовал Куратор. — Мысль интересная, но, сами понимаете, сейчас я не могу вам сказать ни «да» ни «нет». Пока ничего не предпринимайте самостоятельно. И еще один вопрос… — Серенький извлек из атташе-кейса сложенную вчетверо газету, развернул ее…

Скосив глаза, Македонский заметил огромную, на четверть полосы фотографию: интерьер комнаты и окровавленные тела на полу в осколках стекла, стреляные гильзы. На другом фотоснимке — крупным планом автомат Калашникова.

— Это уголовный авторитет Резо Балквадзе, проживавший тут под фамилией Константинопулос, и его телохранитель Мамука Сулаквелидзе. Три дня назад оба расстреляны неизвестным. Греческая полиция уверена, что на такое способна лишь русская мафия. — Сделав паузу, Куратор продолжил: — А вы что об этом скажете?

Солоник пожал плечами.

— Я его не знаю и никаких дел с ним не имел. Какой смысл мне конфликтовать с ними?

— Вот и я думаю, что никакого… — Серенький убрал газету в атташе-кейс. — Может быть, греки и правы в том, что их ликвидировали свои же. Наверное, что-то не поделили.

— Все может быть, — вздохнул Македонский.

— Ну всего вам хорошего, Александр Сергеевич, — произнес Куратор и протянул руку для прощания.

Беседа с Валерием Горчаковым проходила в Лагиносе, на вилле Солоника. По мнению хозяина виллы, роскошная обстановка должна была поразить воображение охранника кафе, еще недавно ночевавшего на скамейках в парке. Сумма, которую Саша намеревался предложить за исполнение роли своего дублера, должна была быстро склонить его к положительному ответу.

Македонский был краток и предельно конкретен: он человек серьезный и занятой, в силу различных обстоятельств вынужден бывать не всегда там, где хочется, и общаться с теми людьми, которых и видеть-то неприятно. Времени на личную жизнь практически не остается, а потому неплохо бы раздвоиться, что ли. Вот если бы он, Горчаков, согласился на какое-то время сыграть его, Сашу… Ну, вроде того, как актеры играют других людей.

— Говорят, двойники были и у Гитлера, и у Мао Дзэдуна, и у Ким Ир Сена, — с веселым смехом закончил свои объяснения Солоник. — Завидую им: не надо выслушивать неумных словословий, комплименты, не надо согласно кивать в ответ на очевидные глупости. Плюс куча свободного времени, которое можно потратить с куда большей пользой.

Валера не отвечал, опустив голову, и Саша не смог прочитать в его взгляде озабоченность и настороженность.

А Солоник продолжал:

— Внешне мы очень похожи. Правда, ты чуть полней, но думаю, диета, бассейн и тренажерный зал быстро приведут тебя в норму. Короче, у меня конкретное предложение: будь моим дублером.

— Как долго? — спросил Валера, прикидывая, сколько ему могут предложить за такую работу: больше пятисот долларов или все-таки меньше.

— Ну, где-то с полгода, может быть, и больше. За все про все — пять тысяч долларов.

— Сколько?! — воскликнул Горчаков, опасаясь, что он ослышался.

— Пять тысяч долларов в месяц, — спокойно повторил Солоник. — Кроме того, переедешь ко мне, будешь жить на всем готовом. Правда, иногда будешь ездить туда, куда я скажу, и делать то, что я скажу. Несложная работа — правда?

Валера промолчал, и Саша понял, что тот колеблется. Достав из внутреннего кармана пачку стодолларовых купюр, перевязанную аптекарской резинкой, Македонский выложил ее перед собеседником.

— Правда, придется поработать. Сделаем тебе небольшую пластическую операцию, обучим двигаться и разговаривать так, как я, подготовим тебе документы. Смотри, тут — три штуки. Это — задаток. И так, твое слово?

Горчаков молчал. Предложение стать дублером выглядело чрезвычайно заманчиво. Пять тысяч долларов в месяц были в Валерином понимании огромной, фантастической суммой. Но очевидным являлось и другое: «бизнесмен Саша» никак не походил на человека, готового выбрасывать деньги на ветер. То, что эти деньги надо будет как-то отрабатывать, а не просто ездить, куда укажут, и говорить, что укажут. Все это не вызывало сомнений.

Солоник аккуратно придвинул купюры ближе к собеседнику.

— Так что?

— Я согласен, — тихо произнес тот. — Но ведь потом я смогу вернуть первоначальную внешность?

Пластическая операция, изменение внешности пусть даже на короткий срок — вопрос более философский, нежели медицинский и косметический. Люди, решившись на это, мало задумываются о сути проблемы.

Отказаться от собственного лица — то же самое, что отказаться от собственного «я». Ни к чему иному человек не привыкает так сильно, как к себе самому, потому что никого так сильно не любит, как самого себя.

Тем не менее Горчаков согласился. Во-первых, странный московский «бизнесмен» заверил, что изменения лица не станут необратимыми, что со временем все можно будет восстановить; вовторых, сумма пять штук долларов в месяц показалась недавнему постояльцу дешевых пирейских ночлежек суммой воистину фантастической. Он за свою жизнь никогда не держал в руках таких денег.

Видимо, Саша уже все заранее продумал. У него был на примете косметолог-визажист. Господин Тодор Минчев, выходец из Софии, осел в Афинах еще в конце восьмидесятых. В свое время этот человек окончил медицинский институт, отлично разбирался в косметологии, десять лет проработал ведущим художником-гримером в Болгарском Национальном театре и даже неплохо говорил по-русски. Короче говоря, ничего лучшего тут, в Греции, подыскать было нельзя.

Спустя несколько дней после беседы на вилле белый джип «Тойота» остановился у дома господина Минчева, и два человека, похожих друг на друга, вышли из машины.

Господин Минчев — низенький, плюгавенький старичок с обширными залысинами и брюшком, что делало его похожим на героя французских кинокомедий де Фюнеса, — судя по всему, был уже в курсе. Провел на кухню, угостил кофе и, поставив перед гостями пепельницу, долго и внимательно всматривался сначала в Солоника, а затем — в Горчакова.

— Ну, это не самое сложное, что я могу сделать, — не без затаенной гордости произнес он. — Вы действительно довольно похожи. Потребуется, конечно, небольшая коррекция. — Минчев подошел к Македонскому, с профессиональной непринужденностью провел пальцем по его подбородку, крыльям носа, ушам. Затем то же самое проделал с Горчаковым. — Думаю, больше двух сеансов не потребуется. Я только одного не могу понять — кто на кого должен быть похож?