Каонгцы опасности не представляли, предпочитая не воевать, а торговать, а вот с Жозефом нужно было что-то делать. Это понимал Шарль, и это понимал вызванный из Олецьки Анри Мальвани, назначенный маршалом Арции вместо лояльного Фарбье, но не преуспевшего в делах военных Конрада Батара. Шарль понимал, что честолюбию старого знакомого нанесен удар, но это было необходимо. К тому же первенство Анри было очевидно для всех. Одно то, что южной армией займется Мальвани, вызовет у Жозефа боль в животе, а не воевать было нельзя.

Разумеется, Шарло не собирался гнать время вспять и присоединять к метрополии отделившиеся четыреста лет назад провинции, но для прочного мира нужна была война. Южане должны понять, что Арция отнюдь не придаток Ифраны, которая может диктовать бывшей метрополии свою волю.

Для начала Шарло отменил все таможенные льготы для обнаглевших ифранских купцов, написал калифу Усману о желании торговать с Атэвом без посредников и обратился к союзу вольных дарнийских городов с предложением перевозить арцийские товары. Одновременно Тагэре потребовал пересмотра мирного договора с Ифраной, заключенного в ущерб интересам Арции. Земли, переданные Жозефу накануне заключения брака Пьера Шестого с Агнесой Саррижской, подлежали возвращению, а за пользование ими Ифране следовало выплатить круглую сумму. В противном случае регент обещал прибегнуть к аргументам, не являющимся дипломатическими.

Фарбье пробовали протестовать, но Шарль был непреклонен, тем паче и Генеральные Штаты, и большинство Совета нобилей, не говоря уж о Его Преосвященстве, были на его стороне. Даже бланкиссима, про которую Тагэре не слышал ни одного доброго слова, решительно поддержала регента, что, впрочем, не удивляло. От Солы Шарло знал о необъявленной войне Елены и Дианы. Это радовало, так как в противном случае от циалианок можно было ждать всяческого подвоха. Что ж, в Мунте все в порядке, теперь дело за Анри.

Хорошо хоть с ним можно не ходить вокруг да около. Для маршала, будь он хоть трижды регентом, он останется Шарло, так же как и маршал для регента всегда будет просто Анрио. И хвала святому Эрасти! Шарль еще раз подмигнул тигру с каминного экрана и налил себе вина. Эту комнату с золотистыми шпалерами он прекрасно помнил. Именно здесь сидели они с Раулем двенадцать лет назад накануне его ареста… Как давно это было!

– Ты опять пьешь без меня? – Анри вошел через дальнюю маленькую дверцу, которой, по идее, должны были пользоваться слуги.

– Сам виноват, незачем такое вино без присмотра оставлять, – засмеялся регент, – тебе налить?

– Разумеется… Никогда не доверял непьющим.

– Хуже их только те, кто пил да бросил, причем не по своей воле.

– Арде! Так что тебе от меня нужно, окромя вина и старой дружбы?

– Победа нужна, а лучше две или три, но малой кровью.

– Жозеф? Ох, соскучился я по нему!

– А я еще больше. Но шкуру с него, господин маршал, сдирать погоди…

– Нужна мне его шкура, у лишайного кота и то лучше, – засмеялся Мальвани и тут же посерьезнел. – То есть большой войны с захватом столицы и генеральным сражением не затевается?

– Нет, ты же видишь, в каком все состоянии.

– Да уж! Фарбье украли все, что можно, и что самое печальное, и то, что нельзя. Занимать, как я понимаю, ты не хочешь? У тех же дарнийцев?

– Нет. Долги платить надо. Иначе придется воевать с кредиторами, что нас не украсит.

– А то, что набрал Святой Дух, ты собираешься отдавать?

– Дарнийцам придется, нам их флот нужен, а Жозеф с его пиявками ни арга не получит. Что бы эти проглоты в нотации ни записали, это они нам должны, а не мы им. Анрио, ты сможешь взять Адану с суши?

– Смогу, – рассмеялся маршал. – Шарло, только я-то тебе тут зачем? Ты и сам ее в три дня раскатаешь.

– Мне надо сидеть в Мунте, по крайней мере пока. Я не могу быть сразу в двух местах. Да, ты видел сына Леона в деле?

– Рауля-маленького?

– Маленького, – подтвердил Шарло, – правда, он быка за рога свалит, но не это в нем главное. Я хочу сделать его капитаном Аданы.

– Он что-то понимает в морском деле?

– Не понимает, но парень может стать вождем, а с моряками он поладит. Я же его не в адмиралы прочу.

– Тебе виднее. А Батара куда?

– Пока будет здесь, а то совсем расстроится.

– Я бы на твоем месте ему не доверял. Видел я, как он с жезлом[80]расставался.

– Нужно забывать об обидах, когда речь идет о главном. Он соображает хуже тебя, и армия от него не в восторге.

– Это для тебя главное – Арция, а для Батара – собственная персона. И персона эта сейчас очень обижена.

– Перетопчется, – махнул рукой Шарло.

2863 год от В.И.

Вечер 11-го дня месяца Влюбленных.

Эр-Атэв. Эр-Гидал

«Теперь, чадо, ты знаешь то же, что знаю я, – Никодим тяжело поднялся с высокого резного кресла, – остается узреть сами реликвии, следуй за мной».

Настоятель отпер дверь висящим у него на шее ключом и прошел в небольшую молельню, где, как и по всей Арции, в глаза верующим смотрели великомученик Эрасти и равноапостольная Циала, однако рука атэвского мастера здесь все же чувствовалась. Канонические изображения были обрамлены причудливым орнаментом из переплетающихся разно-цветных линий, в местах пересечений которых блестели драгоценные камни, по атэвскому обычаю не ограненные, а лишь отшлифованные. Настоящим был и черно-фиолетовый камень, украшавший кольцо святого. Никодим его коснулся, и тяжелая панель беззвучно и мягко отошла в сторону, открывая узкий проход.

Иоанн, сам не понимая, почему его сердце бьется так сильно, вступил на узкую лестницу. Они не взяли с собой ни фонаря, ни хотя бы свечи, но темно не было, казалось, светится сам серебристый камень, которым была облицована потайная лестница. Они долго спускались, преодолев несколько промежуточных дверей, которые настоятель открывал прикосновением руки, затем шли по тесному коридору, несколько раз заворачивающему под прямым углом. Иоанн догадался, что они сейчас находятся под большими поварнями, то есть в противоположной покоям настоятеля и главному иглецию части обители, где никому и в голову не придет искать тайное хранилище. Наконец ход расширился. Никодим и Иоанн стояли на небольшой площадке перед каменной дверью.

– Сыне, попробуй открыть.

Иоанн попробовал. Силой он отличался немалой, но даже самый сильный человек не в состоянии сдвинуть гору. Настоятель тонко улыбнулся и слегка толкнул монолит, с готовностью повернувшийся вокруг своей оси и открывший проход.

– Вот то, во имя и ради чего строилась наша обитель. Здесь хранятся изображения святого Эрасти и Циалы, а также гравюра, именуемая Пророчеством.