Я допускал, что даже у посланницы небес могут возникнуть известные человеческие потребности. Но Иноэль не было слишком долго.

Сердце мое тревожно сжалось, и я осторожно последовал за ней. И вскоре увидел знакомый бледный ореол, окружавший девушку. Она стояла посреди небольшой поляны, неподвижно глядя в небеса, и от этой картины становилось немного не по себе.

Мне стало совестно, что я крался за ней, словно вор. И я уже собирался вернуться обратно в лагерь, оставив Иноэль наедине со своими мыслями, как вдруг небеса разверзлись…

Да-да, именно так – разверзлись! Будто открылась в темном небе таинственная дверь, и ударил оттуда искрящийся луч – удивительный, невыразимо прекрасный, но мягкий и не слепящий.

И сошел на землю ангел небесный…

Я был так потрясен, что лишился возможности двигаться – мог лишь слышать и созерцать происходящее. Казалось, само время остановило свой бег, почтительно замерев перед ликом ангела.

Теперь я понимаю: вряд ли это был ангел, что называется, во плоти. Скорее, лишь образ его, сошедший для беседы с Иноэль… Но был этот образ столь величественен и пугающ, что и сейчас я вздрагиваю, вспоминая. Говорят, ангелы не выносят, когда кто-то наблюдает за ними помимо их воли, и я здорово рисковал, подслушивая чужой разговор. Но не мог уже ни пошевелиться, ни оторвать взгляда от представшего мне зрелища.

Ангел был огромного роста – если у ангелов вообще есть определенный рост. Одежды его сверкали неземными красками, а лик был светел и грозен – как только могут сочетаться эти столь разные качества.

Иноэль тоже была ангелом – но ангелом во плоти, почти человеческой сущности. С небесным же ангелом, при всей его божественной сути, я бы не хотел больше встретиться – слишком уж тяжело для простого смертного лицезреть его ослепительный лик…

– Здравствуй, Изериль! – сказала Иноэль почтительно. – Я услышала твой зов…

– Приветствую тебя, дочь моя Иноэль! – прогремел голос ангела. – Да, я звал тебя и рад, что ты откликнулась на мой зов…

Или мне показалось, что голос этот был столь громок и пронзителен? Все, что касается ангелов, – слишком зыбко, туманно и не поддается описанию человеческими словами…

– Как же я могла не откликнуться, о Изериль? – сказала Иноэль, как показалось, чуть удивленно.

– Уж я и не знаю, – сказал ангел с легкой улыбкой. – Ведь ты сильно изменилась, Иноэль, и я даже не ведаю, чего ждать от тебя…

– Я изменилась? – повторила Иноэль задумчиво. – Да, пожалуй… Ведь я впервые оказалась среди смертных, среди их страстей, пороков и добродетелей…

– Так и есть, Иноэль, – сказал ангел. – Вот и я хочу спросить тебя: не забыла ли ты про свою цель? Не слишком ли близко ты сошлась со смертными? Не возникло ли у тебя опасных привязанностей, что в силе помешать твоей миссии?

– Я не совсем понимаю, Изериль… – проговорила девушка. – Ведь я все делаю так, как и задумано тобою…

– Возможно, тебе так действительно видится, – произнес ангел, и лик его подернулся маревом на фоне распростертых крыльев. – Мне же кажется, ты запуталась, и виною тому противоречие между двумя твоими сущностями – ангельской и человеческой.

– Но в чем же это противоречие? – Иноэль коротко пожала плечами и виновато отвела взгляд.

– Поступки твои все больше напоминают людские – лишенные холодного разума, определяемые не столь логикой, сколь чувствами, – сказал ангел мягко. – Скажи – отчего ты отказалась идти с посланниками Великого Инквизитора?

– Но как я могла?! – воскликнула Иноэль. – Я же чувствовала – они злые люди, движимые лишь тщеславием и стяжательством…

– Все так. – Ангел нахмурился. – Но какое тебе дело до мелких людских страстишек, когда речь идет о судьбе целого мира? Какая разница, кто окажет тебе поддержку – Император или Великий Инквизитор? И те, и другие почитают Всевышнего, хоть и толкуют его волю по-разному…

– Но как можно творить благое дело неблагими средствами? – проговорила Иноэль. – Как я могла оставить друзей, связавшись с теми, кто мне противен?

Ангел покачал головой:

– Смотри, какова цена твоего выбора: твоим новым друзьям пришлось биться с зеленокожим народом – и сколько новых жертв это принесло? Даже если допустить, что зеленокожие – не самая лучшая раса, это не меняет сути: ведь твоя задача – искоренить зло в Невендааре! А теперь люди инквизиции вновь схлестнутся с людьми Императора… Твой необдуманный выбор породил новое зло!

– Мне так жаль… – с грустью произнесла Иноэль.

Ангел же задумался, глядя на нее. Сказал неторопливо:

– Слишком много человеческого в тебе… Но может, так и должно быть? Ведь для того тебя и послали на твердь земли, чтобы ангел смог ощутить мир Невендаара чувствами простого смертного…

– Это не очень приятное ощущение… – проговорила Иноэль.

– Сейчас ты лукавишь… – сказал ангел, чуть улыбнувшись. – Есть одно приятное чувство, что вижу я в тебе. Это чувство к простому смертному.

– От тебя ничто не скроется, проницательный Изериль… – Иноэль опустила взгляд.

Я готов был провалиться под землю от странной, противоречивой смеси чувств – стыда и счастья. Лицо мое пылало – ведь эта прекрасная девушка говорит про меня!

– Сердцем моим завладел прекрасный рыцарь, – сказала Иноэль. – Но даже Ламберт не станет на пути, что суждено пройти мне…

Удар был силен. Такого ушата холодной воды на меня еще не обрушивали. Теперь я не просто был готов провалиться сквозь землю – я уже провалился, лежал, придавленный сырой землей, лишившись способности думать…

Да и думал ли я раньше? Как мог я, бродяга, всерьез думать о том, что покорил сердце девушки-ангела? Что сделал я для того? Разве я бился за нее с врагами? Разве я стоял насмерть, защищая слабых? Горе, горе мне, дураку! Поделом мне!..

Пока я предавался закономерному самобичеванию, ангел продолжал беседу с Иноэль. Правда, я уже ничего толком не слышал, не понимал и не видел. Излишняя впечатлительность – дар и проклятие поэта…

Ангел растворился в небесах, Иноэль отправилась в свой шатер, а я все стоял, бездумно пялясь в звездное небо.

Где-то там, в вышине, есть и моя путеводная звезда. Однажды и я найду свое счастье. Главное – уметь выдерживать удары судьбы, принимать ее уроки и не сдаваться, двигаясь вслед за своей, такой далекой звездой…

Проснулся я с тяжелой головой. Но нужно было скорее сворачивать лагерь, чтобы поскорее двинуться в путь.

Увидев с утра Ламберта, я на миг проявил нелицеприятную слабость: мне вдруг ужасно захотелось убежать из отряда и сдать рыцаря прямо в руки негодяю Ферре. Тут же я ощутил нестерпимый стыд, поняв, что руководит мною самое недостойное поэта чувство – ревность.