— Ты влюблена в пани Кейт, — сказал ей однажды Тукалло.

— Я всегда любила Красоту, — ответила пани Иоланта и, взяв Кейт под руку, коснулась губами ее волос.

Раньше она целовала ее в губы, что Кейт не нравилось. Эти поцелуи казались Кейт странными и как бы неприличными. Однажды, когда поцелуй длился слишком долго, Кейт сказала:

— Вы знаете, я не люблю целоваться в губы.

— Вам это неприятно?

— Да.

— Вы брезгуете мной?

— Вовсе нет. Просто не люблю.

И чтобы сгладить неприятное впечатление после своих слов, сердечно расцеловала пани Иоланту в обе щеки.

С того дня встречались и прощались всегда только так. На этот раз, однако, Иоланта снова поцеловала Кейт в губы, не выпустив ее сразу из объятий, поинтересовалась:

— Вы сердитесь на меня?

— Нет, но не нужно так, — улыбнулась Кейт и быстро спросила, чтобы сменить тему:

— Вам сегодня достаточно только лица или нужно переодеваться?

— Да, нужно, моя дорогая. Я хочу скорректировать линию бедра, но не холодно ли здесь? Может быть, выпьете рюмочку подогретого красного вина? Сейчас я приготовлю.

— Нет, нет, спасибо.

Кейт стала раздеваться, а пани Иоланта, как всегда, помогала, осыпая при этом ее восторженными восклицаниями, а потом, усадив ее во вместительное кресло, драпировала на ней пурпурный шарф с кистями. На пани Иоланте не было ее традиционной одежды. Черный шелковый халат с разрезанными рукавами, открывающими полные смуглые и упругие руки, прикрывал ее фигуру. Взяв палитру, она подошла к мольберту.

— Вы знаете, что Тынецкий уехал к себе в деревню? — спросила Кейт. — Вам не мешает, что я говорю?

— Нет, говорите, дорогая. Так значит уехал?.. Это странно.

— Почему?

— Потому что мне казалось, что никакая сила не заставит его покинуть Варшаву. Вы виделись с ним?

— Да, мы говорили о его матери, которая опасно больна.

— Ах, так! Вот поэтому он и уехал.

— Думаю, что да.

Кейт получила доказательство, что именно после их разговора он и уехал. Все было, как всегда. Она убедила его, и, подумав, он принял решение прислушаться к совету. Это было мило с его стороны.

— Ваш кузен, пани Кейт, — заговорила из-за мольберта Иоланта, — первый небезопасный мужчина в вашей жизни.

— Это, наверное, шутка, — рассмеялась не вполне искренне Кейт. — Я не вижу никакой опасности.

— Чувствуете.

— Но мы знакомы давно.

— И давно знаете, что он влюблен в вас?

Кейт онемела. Что за возмутительная чепуха! Влюблен! Конечно она знала, что он всегда относился к ней с симпатией. И сейчас, и тогда, когда она была для него «ваша светлость». Но при чем здесь любовь?

— Он не объяснялся вам никогда? Правда? — продолжала Иоланта. — Это в его характере. А, может, был еще и шафером на вашей свадьбе? И это не противоречит его натуре. Но это ваше счастье или несчастье, что вы оба слепы.

Кейт пожала плечами.

— Но у вас действительно странные догадки: вы замечаете несуществующие вещи. Ни о каких подобных чувствах между нами не было и речи, просто не могло быть, кроме обыкновенной симпатии, которой…

— Которую, — подхватила Иоланта, — вы к нему питаете. А он вас любит.

— Абсурд, — с убежденностью сказала Кейт. — Такое предположение могло возникнуть только у вас, потому что вы везде ищете какие-то необыкновенные чувства, скрытые страсти, таинственные побуждения.

После минутного молчания Иоланта заметила:

— Кейт, я еще никогда не видела вас столь энергично протестующей. Не думала, что лишь само подозрение о глубоком чувстве пана Тынецкого вызовет у вас такую бурю.

— Вы ошибаетесь, я вовсе не возмущена, но ваши рассуждения затронули меня своей необоснованностью. С таким же успехом я могла бы утверждать, например, что Дрозд влюблен в вас.

Иоланта рассмеялась.

— Ну, нет. Это уже фантастика. Я не могу соперничать с молодым Стрончковским. А впрочем, моя драгоценная, закроем эту тему, если уж вас это так раздражает. Вам не холодно?

— Нет, мне очень тепло, — с удовлетворением воспользовалась Кейт возможностью поменять тему. — Я заметила, что мне комфортнее при низкой температуре.

Иоланта кивнула головой, соглашаясь с ней.

— Это правда. Вы верите в то, что созданы для холода, но вы еще узнаете зной, жару… И тогда…

Не закончив фразу, она еще рисовала несколько минут молча.

И вдруг отложила кисти.

— Должна сделать минутный перерыв, начинаю портить. Нужно немного отдохнуть.

Она закурила и придвинула к креслу Кейт низенькую табуреточку. Опершись плечом о подлокотник кресла, она провела ладонью по обнаженной ноге Кейт и задержала руку на стопе.

— Но вы же замерзли, — сказала она с ноткой упрека в голосе. — Прошу вас, поставьте ногу на мои колени… Что за стопа… Я специализируюсь по женской стопе, писала их сотни. Видела, может, более красивые, классические, но таких никогда не встречала. Бедная, прелестная, замерзшая стопка…

Неожиданно она наклонилась и поцеловала стопу. Кейт подвинулась, чтобы высвободить ногу из ее горячих ладоней.

— Что вы делаете?! — воскликнула она возмущенно, придя в замешательство.

— Целую, золотце мое. Разве это не по-человечески? Наш инстинкт говорит целовать то, чем мы восторгаемся. Фрейд объясняет это облагороженным желанием съесть. Возможно. Я видела детей, целующих фрукты и цветы, пожилого человека, который целовал свой севрский фарфор… Кейт, я совсем не нравлюсь вам?

Опершись подбородком о колено Кейт, она смотрела ей прямо в глаза.

Кейт смущенно улыбнулась.

— Я думаю, что вы должны нравиться всем.

— А вам?

— Очень.

— Но иногда я не могу избавиться от мысли, что вызываю у вас чувство отвращения, брезгливости.

— Ну что вы! — запротестовала Кейт.

— Например, минуту назад, когда я коснулась губами вашей стопы, или когда целую вас в губы…

— Это совершенно иное. Если быть откровенной, то это мне кажется неестественным и поэтому неприятно.

— Неестественно? А что же может быть более естественным, чем влечение к красоте? Дорогая моя Кейт, признайтесь честно, вам иногда не хотелось поцеловать меня?.. Поцеловать так, как мужчину?

Кейт вся вспыхнула.

— Никогда, — ответила она решительно.

— Жаль, очень жаль, Кейт, — в голосе пани Иоланты слышались грустные нотки. — Вы не созданы для них, для мужчин. Они никогда не сумеют ни оценить, ни понять, ни почувствовать вас. Я знаю их и знаю очень хорошо. У меня тоже был муж. Люди не могли понять, почему я разошлась с ним. Когда я говорила, что узнала его, они широко открывали глаза. Люди не понимают, что для нас, для женщин, узнать мужчину, узнать до глубины равносильно стать равнодушным. А вы узнали Гого. Я никогда не верила, что вы любите его. Сколько же я их знала! У меня было много любовников, и после каждого не осталось ничего. Часто стыд перед самой собой, чаще разочарование, а в лучшем случае безразличие. И вот я встретила вас, пани Кейт. Боже мой, ведь вы должны были догадаться, почему я так долго работаю над этим портретом: я познавала вас. И чем больше мне становилось известно, тем отчетливее понимала, что только в вас я могу найти то, что столько лет так лихорадочно искала. О, Кейт, не думайте, что я не вижу ваших недостатков. Слишком внимательно я изучала вас, чтобы не открыть их. Вы тщеславны, и очень. Вам нравится, чтобы перед вами преклонялись, в том числе и я. Сколько раз я делала вид, что отдаляюсь от вас, что вы мне безразличны, и вы предпринимали все, чтобы вернуть обожание к себе. Не возражайте, пожалуйста.