— Вообще-то, Костик очень хороший и настоящий друг. Это у него парик. Его недавно обстриг старший брат — он у него редкий придурок и терпеть не может нашу Ляльку. А для Ляльки увлечение готикой сейчас до ужаса актуально, вот Костик и терпит, как истинный рыцарь причуды свое дамы. А так он обычный старшеклассник, не смотри что в парике. Мы его с детства знаем.

— Значит, у тебя на самом деле и не было парня?

Я снимаю Сему с колена Воробышка и возвращаю паука в террариум. Вытираю руки влажной салфеткой, чтобы не оставить на коже раздражающих волосков, и откладываю ее в сторону. Ванька тут же вскакивает с места.

— Постой, Очкастик! К черту Костика! Я тут чуть с ума не сошел, а это был всего лишь… паук?!

— Осторожно! — я поворачиваюсь и угрожающе наставляю на парня палец. — Паук-птицеед! Так что лучше его не злить, птичка!

Я улыбаюсь, глядя в растерянное синеглазое лицо Ваньки, но вернувшиеся мысли вдруг заставляют эту улыбку померкнуть. Я вспоминаю, о чем хотела с ним поговорить и почему позвала.

— Нет, у меня никогда не было парня и не было отношений, но ты уже и сам наверняка догадался. До тебя, меня всегда интересовала только учеба и будущие открытия. Если честно, ты первый, Вань, кто обратил на меня внимание. Точнее, не совсем ты и не совсем сам.

— То есть? Как это?

От волнения пальцы сцепляются в замок, но этого мало, и вот уже руками обхватываю себя за плечи, пытаясь укрыть свой стыд.

— Понимаешь, об этом я и хотела с тобой поговорить. Хотела тебе признаться, как все получилось…

— Стоп! Стоп! — Ванька останавливает меня. Всего секунда и он легко расплетает узел из моих рук, которым я только что себя опутала и оказывается прижатым ко мне. — Кать, я впервые к тебе пришел и даже конфет не купил. Черт, так неудобно! Ты наверняка думаешь, что я жлоб.

— Что? — я удивленно моргаю, не понимая, о чем он.

— А ведь у меня кое-что есть для тебя. Но я ни о чем думать не мог, только о проклятом Семене! Очкастик, — он наклоняется к виску, — не шути так больше, договорились? У меня, оказывается, буйная фантазия и никаких тормозов. Могу и дел натворить сгоряча. Ум-м, — он протяжно стонет, зарываясь носом в волосы, — как ты пахнешь сегодня. Что это за запах? Похоже на черничный десерт.

— Ваня, погоди…

Но Воробышек отстраняется и хмурится.

— Что, кто-то умер? Или заболел? — спрашивает всерьез.

— Н-нет.

— Ну и отлично. Терпеть не могу всякие признания! Очкастик, давай не будем. Сейчас ты скажешь, что у тебя нет на меня времени. Или, что начитавшись книг, ты представляла себе отношения с парнем совсем не так. Ты у меня умная и способна додуматься до чего угодно!

Он притягивает меня к себе крепче и с усталостью в голосе признается сам:

— Катя, если бы ты знала, как мне надоело.

— Н-надоело? — последнее слово отзывается в сердце холодом.

— Твой страх. С той ночи на холме ты так и не сняла запреты и продолжаешь отгораживаешься от меня, я чувствую. Я думал, все дело в бывшем парне, но получается, что ты меня стесняешься.

— Я тебя не стесняюсь, ты что! — изумляюсь.

— Тогда нам нужно перестать себя вести на людях так, словно мы чужие. Это университет, в нем полно парочек, и если кто-то увидит еще одну — мир не рассыплется. Черт, да меня на части рвет оттого, что я не могу никому показать, какую девчонку себе отхватил! Хожу по коридорам, как призрак, высматривая своего Очкастика. А он все прячется и прячется.

Ванька смеется, заставляя меня шутливо его пихнуть.

— Эй, перестань! — ну вот, я снова румяная, как рождественский пряник и этого не скрыть. — Нашел красотку. А может, я за тебя переживаю. Как ты будешь без табуна девчонок?

— Кать, давай, наконец, поставим точку. Прямо сейчас! Мне двадцать один год, а не шестнадцать, и я хочу быть с тобой. На людях, без людей, да где угодно, мне все равно!

Господи, ну что на такое ответишь? И снова эти глаза синие, и губы на губах в долгом поцелуе.

— Ты как хочешь, — продолжает Воробышек, когда за вздохом, наконец, меня отпускает, — а я действую. Собирайся! К черту танго, на тебя отлично влияет природа, вот и поедем, подышим воздухом!

— Куда?

— На речку в лес — помнишь, я тебе говорил о месте, где мы часто бываем с ребятами. Наши как раз сегодня собрались с ночевкой в палатках — погода стоит отличная. Будут костры, песни под гитару и шашлыки. Ну и парочки, само собой. Пора мне тебя явить миру.

— Но, Вань, я не могу так быстро! Что, п-прямо сейчас?!

— У тебя нет спортивного костюма?

— П-почему это? Есть.

— А больше ничего и не нужно. Родителям твоим я сам позвоню — отец меня знает. И все необходимое тоже возьму. Ну, беги! Чего стоишь? — он разворачивает меня лицом к шкафу и подталкивает. — Одевайся! Нам еще в Черехино заехать надо, взять машину и вещи.

— Ага!

Я послушно направляюсь к шкафу, но вдруг, споткнувшись, останавливаюсь, сжав пальцы на поясе халата. Поворачиваюсь к Ваньке.

Он плюхается на мою кровать и упирает плечи о стену. Закидывает руки за голову, не сводя с меня глаз.

Он что, на самом деле собрался здесь сидеть?!

— Вань, чтобы с тобой поехать мне нужно переодеться, — говорю осторожно.

— Согласен, мы это решили. И?

— Ну, как бы, — я в растерянности кусаю губы, — ты здесь и можешь меня видеть.

— Правильно, я здесь. В твоей комнате. — Улыбка у парня ползет в стороны, как у чеширского кота — довольная, но голодная. Он страшный симпатяга — Воробышек, и я не могу не ответит тем же. — Мне нравится, Очкастик, что ты это понимаешь.

— Ну, хоть глаза закрой, Жук! — пробую возмутиться.

— Зачем? Я этого события месяц ждал. И не подумаю! Ну, давай же, Катюш, начинай, я весь внимание. Покажи себя, а то я скоро в монаха превращусь! Думаю, я заслужил хорошей встряски!

Раздеться? А точнее, переодеться на глазах у Ваньки? От этой мысли у меня учащается дыхание и покрывается пятнами грудь. Он точно меня сведет с ума! Если не чувством вины, то степенью внутренней свободы — тем, как просто он говорит и чего хочет. Но, это же и вправду несложно. И не должно быть стыдно. И вполне нормально между двумя людьми, которых связывают чувства сильнее дружбы. Ну, не убудет ведь от меня! Я только что из душа, белье на мне, конечно, не дизайнерское, как у Светки, но тоже вполне себе симпатичное. Обычный светлый бюстик и белые бикини с широкой резинкой, на которой написано «Kiss Me please»…

Еще двадцать минут назад мне совершенно точно было плевать на надпись.

О, боже!

Я выдыхаю, как перед прыжком, но это действительно похоже на погружение под воду. Под толщу новых ощущений, в которых всего мало: и воздуха, и пространства, и времени.