встал и удалился. Отойдя в сторону, ногой отогнал прочь двухголового козла, затем едва не попал под ответный удар; к нему сбежались остальные. Вот сообща они прогнали двухголового, и тот направился в сторону болот. Ямых что-то сказал своим спутникам. Посланник разобрал только то, что речь шла о собаках.

Роха как будто сорвался откуда-то сверху и упал на белое, холодное покрывало. «У-у-ух!..»

Посланник снова очнулся. Он все помнил, как вроде видел наяву. И первым делом посмотрел себе на грудь. На ней прилепленный к ране пучок травы. Приложив руку к ребрам, Роха услышал ровный стук. Все хорошо, сердце на месте. Теперь можно расслабиться и подумать о чем-нибудь еще.

Он был один, долго лежал не шевелясь и рассуждал. Раздумья затянулись, и на смену тревоге пришел покой. Но вот смирение ушло.

– Что дальше? – крикнул Роха, нарушив царящее вокруг безмолвие. – Мать моя погибла?– требовал он ответа в надежде, что его слышали. – Тот мальчик – это я? Мастеровой рассказывал, что нашел меня он в камне. Все сходится теперь! – продолжал кричать посланник. – Что стало с тем, кто был отцом моим по крови? Скажи хоть что-нибудь! Где ты? Ведь была ты рядом. Чего же молчишь и прячешься? Ответь! С тобою говорю я, Посланник Иля!

На этих словах Роха вспомнил вдруг о миссии своей. О, как он мог забыть о том, зачем бежал из Закрая? Ему же надобно дойти до Иля, предупредить всех о беде, что грозит его землям. Истемники, быть может, уже идут с войной?

Что разлегся он? Надо немедленно отправиться домой, любой ценой найти дорогу в Иль.

Поднявшись на корточки, Роха, как и в первый раз, стал руками шарить, обследуя все вокруг. Затем пополз, ища то крохотное отверстие в полотне, через которое он немногим ранее видел снег.

«Оно ведь где-то тут…» – твердил себе под нос посланник. Так стер до дыр колени он, болели ноги, локти ныли, но все осталось скрыто для него, и только камни холод свой ему бесстрастно отдавали. Он все искал, искал и ползал. Но толку не было. Со всех сторон его лишь окружали стены. Устал и, облокотившись спиной на стену, изнеможенный, сдался.

– Спи! – ухнули стены.

Уже знакомый, женский голос указывал Рохе, что ему делать нужно.

– Спать? Я не хочу!

– Спи!

– Нет! Идти мне надо. Выпусти! В Иле ждут!

– Так ночь сейчас, – твердил свое все тот же неприятный голос.

– У тебя здесь всегда ночь! Как глаза открою, всегда темно. Не целую ли вечность длится твоя ночь? Может, ты и есть ночь? – устало усмехнулся он.

– Может…

– Тогда пусти меня! Не желаю торчать я в этом склепе.

– Это не склеп…

– Холодный и затхлостью пропахший насквозь! – возразил обессилевший Роха.

– Неправда, – не соглашался голос. – Здесь лишь запах прошлогодней травы, а затхлость источаешь ты, тело твое, раны…

– Отпусти.

– Хм… как странно… Вначале требовал ты от меня ответов, теперь же просишь отпустить… Ты не здоров, посланник Иля. И знаешь ― почему? Ты не можешь выхода найти, а между тем он пред тобою.

– Я – посланник, и в Иле ждут меня! Неужели тебе не ясен смысл данных слов? А-а-а… – Догадка промелькнула в его голове. – Я твой пленник? – И Роха махнул рукой, как бы сделал это пьяный человек.

В следующий момент в лицо ему повеяло морозной свежестью, и Роха увидел, как в нескольких шагах перед ним раскрылись каменные створки. Его глазам предстал укрытый первым снегом ночной пейзаж. Роха приподнялся и, шатаясь, побрел навстречу заснеженному лесу. Не сделав и трех шагов, остановился, увидев перед собой косматую женщину.

– Роха, Роха… А ведь я вернула тебе жизнь. Залечила раны ― те, что на ребрах твоих. А ты бежишь, неблагодарный.

Роха отпрянул назад, пропустив женщину внутрь. Затем попятился спиною к выходу, но уперся в стену. Створки-двери незаметно закрылись.

– А сколько времени ты здесь, как думаешь? – спросила косматая.

Теперь темнота, прежде имевшая полную власть, чуть-чуть отступила.

Роха вновь сделал попытку рассмотреть женщину, она же ускользнула от прямого взгляда. Волосы, густые и нечесаные, закрывавшие все ее тело от головы до пят, умело скрывали ее.

– Лун три. Или две… быть может… – наконец ответил Роха.

– Нет, бывший посланник Иля, ты здесь давно, уж миновала не одна зима. И тебе некуда торопиться.

Слова ее «бывший посланник» прозвучали как-то певуче и красиво даже, поэтому вначале весь смысл сказанного Роха не уловил, но потом…

– Врешь!

– О, Роха, верь мне. Прежнего давно уж нет. И мир тот, что окружал тебя, исчез. Ты опоздал. Так ты пойдешь или пока побудешь здесь?

– Что с Илем?

– Дом твой изменился.

– Сколько ж зим прошло, пока я был вот здесь?

– Я не считала. Мне все равно. И кто сказал тебе, что был ты здесь?

Так ты идешь? Но только знай! К хищникам ты приглашен на пир. И в этот раз спасать тебя не стану. Так идешь?!

– Я пока побуду. Теперь точно не смогу я спать. Кто знает, сколько длятся твои сны?!

– Хорошо, – послышался спокойный женский голос прямо у его уха.

– Иль устоял?

– Сам всё увидишь…

Роха перевел дух:

– Что стало с матерью моей? Отцом по крови? И для чего все это было? Что стало с теми, кто был с Илеей? И где теперь младенец звездный? Где Каула, дед мой, и его кораблик? Верни видения мне!

– Достаточно увидел ты, а для другого времени уж нет. Ты догадался, верно, время тебе тут не союзник. Над всем что видел ты, не властна я, показать большего тебе я не могу – годы, знаешь ли, здесь текут как река с горы. Но расскажу тебе еще немного.

Не все возможно показать, так слушай!

– Зачем же сразу не продолжила рассказ, тянула? – не мог понять Роха.

– Не перебивай, а прежде еще одно. Волосы мои ты расчеши.

– Ну же… говори, я волосы твои расчешу, вот только где взять гребень?

– А ты руками, на что же пальцы у тебя? – И, повернувшись спиною, женщина замерла в ожидании. – Забыла я прикосновения рук мужских к себе, к волосам своим, теперь уж потерявшим блеск. А прежде каждый из братии вашей желал дотронуться до них. Наглецы…

– А! – Роха отдернул руку от волос и прижал к себе.

– Это, верно, пятилистник жалит, будь осторожным, Роха. Цветок один мне верен до сих пор остался. Не знаю, сколько уж времени живет он в локонах моих и охраняет, а может, и ревнует. Надо же один все-таки остался…

– Дай