Впервые Тобиас не говорит мне, что я дергаюсь понапрасну.

— Господи, Анна, она ужасно хрипит! Черт! Такие звуки, как будто она может умереть. Поторопись!

Я набираю номер экстренной помощи, и оператор соединяет меня с доктором, который слушает, как она дышит, через телефонную трубку.

— Везите ее к дежурному врачу в Эг, — говорит он. — Я предупрежу их там, что вы едете.

Я спешно сую Фрейю в машину, и мы несемся вниз по холму. Я за рулем, а Тобиас старается держать ее так, чтобы был проход для воздуха.

Уже под самой дверью дежурного врача Фрейя мощно чихает. Ее дыхание и цвет лица мгновенно становятся нормальными.

Доктор приписывает весь этот прогресс себе. Он говорит, что легкие у нее чистые, но зато есть ушная инфекция. Он дает нам бутылочку с антибиотиками, просроченными на два года, выписывает длиннющий список лекарств, которые мы должны купить, когда откроется аптека, и берет за это семьдесят евро.

***

Мы с Тобиасом проспали. Когда я открываю глаза, Фрейя спокойна, и наше ночное приключение забыто, как страшный сон.

— Я сбегаю куплю ей лекарства, — сонно говорю я. — Сегодня аптека там открыта только утром.

— Все в порядке, — говорит Тобиас. — Сегодня утром мы куда-нибудь свозим Марту. А лекарства купим по дороге.

Я оставляю его дремать, а сама спускаюсь на кухню, где за столом уже сидит Марта, готовая завтракать.

— Тост? — спрашиваю я.

Но тут выясняется, что крысы влезли в нашу хлебницу и проели в прекрасной буханке черного хлеба дырку величиной с крысу.

— Не беда, — говорю я, и Марта снова бросает на меня свой странный взгляд. — Почему бы мне не сделать для нас блинов? Мы можем купить хлеб, когда поедем в Эг чуть попозже. Мне все равно нужно туда, в аптеку.

К нам присоединяется Тобиас, а мы с Мартой хихикаем, болтаем и радостно уплетаем блины, как маленькие дети.

Лизи опаздывает к завтраку, волосы ее взъерошены.

— Эй, — говорит Тобиас, — только что проснулась? Это привидения так взлохматили тебе волосы?

Если он рассчитывал пошутить, то будет разочарован. Она не подхватила его веселый тон.

— Кто съел мою туфлю? — спрашивает Марта.

И действительно, в резиновой подошве ее вьетнамок, которые она на ночь оставила у дверей кухни, зияет аккуратная дыра размером с теннисный мячик.

— Анна, насчет этих крыс… — начинает она.

— Куда мы поедем сегодня? — вмешивается Тобиас. — Анна, тебе выбирать. Куда захочешь, туда и отправимся.

— Давайте поедем на étang[83], — говорю я. — Там живут фламинго.

— А как насчет того, чтобы потом устроить пикник? — спрашивает Тобиас.

Я быстро смотрю на часы: почти полдень.

— Времени нет, — говорю я. — Мне нужно купить лекарства, прежде чем аптека закроется.

— Анна, я в отпуске, — говорит Марта. — А твои крысы слопали мою обувь, так что тебе по крайней мере придется подождать, пока я переоденусь.

— Давай, Анна, сооруди нам по-быстрому одно из твоих потрясающих блюд для пикников, — подлизывается Тобиас.

Я чувствую, как меня охватывает приступ какого-то сумасшествия. И я ловлю себя на том, что кричу уж слишком громко:

— Нет! Мы должны ехать немедленно!

Марта пристально смотрит на меня.

— Ночью нам пришлось срочно везти Фрейю к врачу, — объясняю я. — Она не могла дышать. Аптека закрывается в двенадцать. Мне необходимо купить ей лекарства прямо сейчас.

Наступает неловкое молчание. Марта выглядит испуганной и немного обиженной.

— Анна, да что с тобой такое? Почему ты мне сразу не сказала? Ты взялась готовить завтрак! Шутила со мной! Предложила увеселительную прогулку! Мы не можем никуда ехать с больным ребенком на руках. И ты должна была сразу же ехать в аптеку, как только она открылась.

Она рассуждает совершенно разумно. Вдруг, ни с того ни с сего, Фрейя выстроила вокруг меня еще один барьер. Марта никогда не поймет, что мы с Тобиасом сделали такие вещи нормальными для себя, потому что должны были это сделать. Мы не говорим людям, что Фрейя больна, потому что Фрейя больна всегда. И мы всегда балансируем на грани экстренной ситуации.

Каждый момент времени отделен от любого другого, как будто кто-то завернул все индивидуальные сегменты в липкую ленту. Это напоминает мне самое раннее детство, когда меня дразнили в детском саду, а я никак не могла сказать об этом взрослым, потому что моменты, когда я набиралась решимости все им объяснить, были безнадежно оторваны от мгновений, когда надо мной издевались. Думаю, это как раз то, что представители «новой эры» вроде нашей Лизи называют «жить здесь и сейчас». Но я фактически сама придерживаюсь этого и не могу рекомендовать всем остальным.

***

Температура на термометре продолжает расти. Такое ощущение, что вся природа вокруг сдерживает свое дыхание. Воздух становится все тяжелее; каждая отдельная молекула насыщается водой и рано или поздно должна лопнуть.

Теперь нам понятна вся ценность нашего béal: он позволяет нам обеспечивать постоянный поток воды из речки на наш огород. Он придал нашей удобренной конским навозом почве насыщенный темно-коричневый цвет. Из всего этого разложения вырастают шикарные дыни и тыквы.

Людовик дает мне урок приготовления компоста.

— Здесь все так же, как в кулинарии, — говорит он. — Вам необходим правильный баланс ингредиентов, смешанных правильным образом, нагретых до правильной температуры за правильный промежуток времени. Подойдите поближе и посмотрите. Не обращайте внимания на запах.

Представив перемазанного в грязи Людовика у себя на кухне, я улыбаюсь, но он предельно серьезен.

— Разложение — явление естественное. И вы ему просто лишь немножко помогаете.

Как и все остальное на огороде Людовика, его компост находится под строгим контролем в трех аккуратных пластиковых чанах.

— Вы можете получить это бесплатно в mairie[84], — говорит он. — Пластик намного лучше дерева. Он не гниет. А во всем остальном я делаю все точно так, как учил меня мой отец.

Он берет свои трезубые вилы и начинает перекладывать содержимое из одной пластиковой бадьи в другую.

— Принесите мне вон ту картофельную ботву. Положите вот здесь. Вам нужен баланс коричневых ингредиентов — мертвых растений, веток, растертых сухих листьев, соломы — и зеленых ингредиентов — скошенной травы, молодых сорняков, испорченных фруктов и обрезков овощей с кухни. Слишком много зелени — и он станет слизистым. Слишком много коричневого — и он не будет работать.