местных общественных деятелей и чиновников. Отвечал за их работу Особо уполномоченный тайный советник Г. В. Глинка.

Все предельные цены, по которым осуществлялись заготовки, нормировались ведомством земледелия. Но это не помогло наладить фуражное снабжение армии. Тогда Главное управление землеустройства и земледелия обратилось к губернским земствам, те с охотой откликнулись и приступили к заготовке фуража. Летом 1915 и 1916 годов для заготовки сена в губерниях привлекались даже учащиеся старших возрастов, из которых создавались трудовые дружины. Для уборки травы учащиеся привлекались на 50 дней.

Как выяснил для себя прапорщик Н. И. Лоза, общий порядок подвоза фуража, заготовленного внутри страны, был следующим: Распоряжением Главного интендантского управления фураж направлялся из района заготовки в базисные магазины (склады) фронтов, а затем в армейские промежуточные магазины или непосредственно в расходные магазины корпусов. Из расходных магазинов фураж подвозил и передавал в дивизионные обозы корпусной транспорт, действовавший в пределах одного перехода (25 километров). Дивизионные обозы, также работавшие в пределах одного перехода, подвозили и передавали фураж в полковые обозы.

При такой системе «накручивали» цену всевозможные посредники-спекулянты, для которых военные фуражные поставки стали прибыльным источником дохода. Это вызвало ответную реакцию крестьян, придерживающих фураж. На практике выяснилось, что сделать запасы сена в июле-сентябре очень сложно. Сено принадлежало сельским хозяевам, у которых армия должна была это сено сперва купить. Закупать сено в эти месяцы оказалось нелегким делом, потому что сельские хозяева были заняты полевыми работами и еще не определили то количество кормов, которое они могли бы свободно продать.

Новый министр земледелия А. А. Риттих, ожидая ухудшения ситуации с заготовкой фуража на 1917 год, пошел на крайнюю меру – ввел разверсточный план для губерний.

2 декабря 1916 года было опубликовано постановление «О разверстке зерновых хлебов и фуража, приобретаемых для потребностей, связанных с обороной» на 1917 год. Всего разверстке по плану подлежало 270 миллионов пудов овса и ячменя. Но выполнить эти планы в условиях прогрессирующей инфляции, острого транспортного кризиса и нарастающей в стране смуты, заготовительные организации не могли. Кроме того, из фуража отправленного в сторону фронта, по пути изымался фураж для кормления лошадей воинских частей и организаций, работавших на оборону, расположенных в прифронтовых районах, поэтому до действующей армии почти ничего не доходило. Над фронтом нависла катастрофическая нехватка кормов и угроза падежа лошадей.

Генерал А. И. Деникин писал по этому поводу: «…Конский состав весною, при теоретической норме 6–7 фунтов зернового фуража, фактически падал от бескормицы в угрожающих размерах, ослабляя подвижность армии и делая бесполезным комплектование ее лошадьми, которым грозила такая участь».

Представление о соотношениях хлебных и фуражных грузов для действующей армии прапорщик Н. И. Лоза нашел в «Справке о снабжении фронта», датированной сентябрем 1916 года. К отправке на фронт ежедневно были назначены 1129 вагонов, в том числе 687 вагонов овса и ячменя. Фуражные грузы для фронта составляли более 50 % общего грузопотока.

Потянулись служебные будни. «Правда, скучное слово «будни» мало подходило, – понимал прапорщик Лоза, – слишком много в происходящем было необычного». В делах время летело быстро. В их отделении работы было через край.

На Западном фронте полным ходом шла подготовка к весеннему наступлению, назначенному на апрель. Для прорыва германской обороны был избран участок в Гродненской области между Сморгонью и Крево. По планам Генерального штаба в результате решительной атаки наши войска должны были выйти к Вильно.

Всем хотелось верить, что это наступление будет победным.

Постепенно прапорщик Н. И. Лоза осваивался в Москве. Первым делом он ознакомился с районом Остоженки, затем Пречистенки, Знаменки… Для знакомства с отдаленными районами садился в трамвай: на «Букашку» – как называли в городе кольцевой трамвайный маршрут «Б» проходивший по Садовому кольцу, или на трамвай №10 шедший по Сретенке, или на «Семерку» до Сухаревского рынка с его символом древней столицы – островерхой Сухаревской башней…

В 1916 году в Москве трамваи ходили по 38 городским маршрутам, радиальным и кольцевым.

Действительно, при взгляде на схему маршрутов московских трамваев 1916 года первое, что бросается в глаза, это сходство со схемой нынешнего московского метрополитена, потому что еще в 1912 году Московская городская дума рассматривала в качестве дальнейшего развития трамвайной сети проект «подземной электрической железной дороги».

Прошло не так много времени с тех пор, как Николай Лоза приехал в Москву, но ему казалось, что он здесь давно, и все что происходило с ним еще недавно на Кавказском фронте, подернулось какой-то дымкой, и порой он сам удивлялся: «Да было ли все это?»

Зима 1917 года выдалась лютой – снежной, с трескучими морозами. По улицам Москвы проносились окутанные паром рысаки, а вечером вокруг уличных фонарей висели радужные нимбы.

С февраля начались серьезные проблемы с доставкой в Москву, Петроград и другие крупные города продовольственных товаров первой необходимости – хлеба, масла, сахара и соли. Проблема разрасталась словно снежный ком, притом что на прилавках в магазинах свободно лежали ананасы, шампанское, сыры, пирожные.

Петроградский градоначальник А. Балк докладывал 13 февраля 1917 года премьер-министру Н. Голицыну: «За последнюю неделю ежедневно в город поступает 5 тысяч пудов муки в день, при норме в 60 тысяч пудов. Выдача муки пекарням составляет 35 тысяч пудов, при норме в 90 тысяч пудов. Собственные запасы стремительно тают».

У городских булочных за хлебом выстраивались длинные очереди – «хвосты», в основном из женщин. В очередях расползались слухи и сплетни: «Царица продает зерно за рубеж, когда в России есть нечего», – и обыватель этому верил. Напряжение среди беднейших слоев населения стремительно нарастало.

В Международный женский день, а тогда он отмечался 23 февраля, работницы ткацких фабрик и кухарки вышли на Невский проспект столицы с пустыми кастрюлями и плакатами: «Прибавку пайка семьям солдат защитников Свободы и Народного мира!», «Кормите детей защитников Родины!» К вечеру волнения с участием женщин охватили многие районы Петрограда. Эти выступления, организованные «Российской лигой равноправия женщин» и «Русским женским взаимоблаготворительным обществом», первыми «заварили кашу» протеста, послужив запалом для дальнейших уличных протестов и демонстраций.

И сто лет спустя, падения многих режимов в мире начинались с выступлений женщин-домохозяек, с маршей «пустых кастрюль» и лозунгов – «Хлеба!»

24 февраля 1917 года в Петрограде прошли демонстрации под лозунгом: «Хотим хлеба!» Основная претензия фабричных рабочих: «Есть хлеб невозможно – в него добавляют отруби». Из-за возникшего слуха, что скоро введут карточки на хлеб, начали громить булочные, бить стекла, ломать двери… Начался хлебный бунт!

Известный публицист, участник белого движения И. Л. Солоневич в своей работе «Тяжелая правда о феврале 1917 г. Революция которой не было» писал:

«В феврале 1917 года никакой (курсив