— И ты еще смеешь заявлять, что действовал в моих интересах! Польстившись на смазливую мордочку, ты отправился к убийце, подготовил ее к вопросам следователя, с жадностью заглотил наживку, когда она меня оклеветала, пытался очернить меня в глазах Марка, и после этого тебе хватает наглости…

— Варвара! — предостерегающе крикнул Марк.

Я даже не повернула головы в его сторону.

— Знаешь, как это называется?!

— Варька! Такими словами не бросаются! — воскликнул побледневший Генрих.

— Это смотря кто, — промолвил Прошка с горечью. — Варвара бросается чем угодно. Полагаю, мне нужно сказать спасибо, что у нее под рукой не оказалось топора.

Насчет топора он преувеличил, но вот об убранной посуде я в ту минуту горько пожалела. На столе не осталось ни единой чашки, ни единого блюдечка — только тарелка с остатками вафельного торта на серванте, но до нее я бы не дотянулась. Перехватив мой хищный взгляд в сторону тарелки, к дискуссии подключился Леша:

— Ты не можешь утверждать наверняка, что Инна — убийца, — попытался он воззвать к моему здравому смыслу. — Мы ведь сами с тобой выяснили, что возможность убить была и у Гелены.

Марк мгновенно разглядел шанс перевести беседу в более мирное русло и вцепился в Лешину реплику зубами:

— Как так? Что именно вы выяснили?

Леша с Генрихом бросились пересказывать ему откровения Гелиного жениха. Я молчала, прислушиваясь к булькающей внутри меня ярости. И заговорила, только когда они закруглились:

— Если бы вам хватило ума, вы бы сообразили, что мы не выяснили ни-че-го! Вовчик отрицал связь между Геленой и Доризо, так? Вовчик не видел, как она подсыпала ему в кофе снотворное, верно? Его подозрительная сонливость и тяжесть в голове при пробуждении запросто могут объясняться недосыпом и чрезмерными возлияниями накануне. Вовчик не знает, ездила ли Гелена в Москву или усердно собирала грибы в ближайшем лесочке. У Гели нет причины вешать на меня убийство — если, конечно, не считать причиной вражду, уходящую корнями в песочницу. А вот у Инны такая причина имелась. Кто-то из доброжелательных соседей рассказал ей о брюнетке, навещавшей Доризо, она вспомнила о нашей размолвке с Виктором-Олегом, вспомнила сюжет своего бессмертного романа и перепугалась, как бы он не оказался пророческим…

— Да Инна боготворила Доризо! — взорвался Прошка. — Она бы дала себя линчевать, лишь бы с его головы не упал ни единый волос! Но тебе таких материй, разумеется, не понять!

— Зато я разбираюсь в других материях! — оскалилась я. — Могу, например, консультировать растолстевших перезрелых ловеласов насчет нравов и повадок юных интриганок.

— Перезрелый ловелас звучит лучше, чем престарелая злыдня!

— А как насчет слабоумного перезрелого ловеласа? Только недоумок мог всерьез поверить в великую жертвенную любовь современной девицы к обманувшему ее подонку! Может, Инна и боготворила Олега, пока думала, что он принадлежит ей. А когда ей закралась в голову мысль, что герой ее романа повстречал другую даму сердца, тут-то обожанию пришел конец. Она решила одним ударом отомстить любимому и засадить соперницу за решетку. Инна надеялась, что милиция быстро выйдет на последнюю любовницу Доризо, и, дабы помочь следствию, вызвала меня на место преступления. Но тут она просчиталась. Я не вошла в квартиру, не подняла шум. И в обществе Доризо меня никто не видел, потому как, вопреки ее уверенности, мы не были знакомы. Казалось бы, ее коварный план провалился. Но нет! Мой верный друг отправляется к интриганке, предупреждает ее о скором появлении милиции, а заодно позволяет сплести новую сеть, которую она сможет на меня набросить. Теперь Инне осталось только с невинным личиком повторить свой рассказ следователю, и повестка из прокуратуры мне обеспечена!

Прошка вскочил.

— Чушь собачья!

— Ах, чушь?! — Я бросилась к нему и угодила в железные лапы Марка, в коих забилась, как раненый зверь. — И вы еще его защищаете?!

— Варька, успокойся!

— Принесите, кто-нибудь, воды!

— Лучше вызовите «скорую»!

— Вон отсюда, Иудушка! Пустите меня! Дайте я плюну в эти бесстыжие зенки!

— Эй, держите ее крепче! Она же сейчас вырвется! Леша, ты куда? Какая вода, я сам схожу за водой! Держи эту ненормальную, не видишь, у нее сейчас пена изо рта пойдет!

В эту минуту в дверь позвонили.

Глава 23

На душе у Санина было скверно. Три с лишним месяца гонялся он за серийным убийцей — первым своим убийцей! — и вот, наконец, наступила развязка, но совсем не такая, какой он ждал. Да, личность душегуба установлена, но где озарение, осеняющее исследователя, когда он впервые видит истину? Где сладкий миг торжества, он же момент истины, когда преследователь смыкает челюсти (читай: наручники) на горле (то бишь на запястьях) преследуемого? Первое Дело Великого Сыщика Санина обернулось сплошным разочарованием. Убийца мертв (в том, что это убийца, Андрей убедился, едва взглянул на образец почерка Доризо), и никто уже не загонит его в угол, не добьется признания, не поставит перед судом. А неизвестный, покаравший злодея, сам должен держать ответ перед законом, но Санин не имел ни малейшего желания участвовать в его поимке.

Да его никто об этом и не просил. Оперативники, распутывающие убийство Доризо, отнеслись к санинской помощи с прохладцей. Нет, они, конечно, поблагодарили его за сведения о двойной жизни и преступной деятельности покойного и даже любезно ознакомили со своими материалами, но новое направление в расследовании сулило столько богатых возможностей, что надежда коллег закрыть дело в обозримом будущем круто устремилась к нулю, и они не скрывали своей досады.

Несколько иначе к его открытиям отнесся Халецкий. Услышав о встрече Анненского с Виктором на лестничной площадке Варвары, узнав имя, адрес и место работы человека, скрывавшегося под псевдонимом Виктор, он отправил в обе квартиры Доризо свору криминалистов, а в квартиру свидетельницы встречи Софочки — коллегу Куприянова, и теперь ждал результатов, потирая ручки в предвкушении скорого завершения дела об убийстве архиобщительного юриста.

— Не грусти, Андрюха! Если все сложится, я похлопочу, чтобы тебя перевели к нам, — пообещал он Санину. — На Петровке у тебя будет масса простора для великих свершений.

Андрей был благодарен Халецкому за попытку подсластить пилюлю, но радости все равно не испытывал. Кто-кто, а он хорошо знал, что на Петровку следовало бы перевести Варвару с друзьями. Правда, Борису он об этом не сказал. Тот пребывал в уверенности, что Санин вышел на Доризо самостоятельно. И это тоже не способствовало поднятию настроения. «Но не мог же я выдать Варвару! — мысленно оправдывал себя Андрей. — Узнай ихний Песич о ее знакомстве с очередным покойником, его бы удар хватил. Кроме того, я дал слово».

Именно данное слово понудило Санина направить стопы к дому Варвары, хотя больше всего на свете в тот вечер он жаждал сна. Однако простая справедливость требовала, чтобы он внес успокоение в души людей, чья помошь способствовала прекращению по крайней мере трех уголовных дел. (Насколько знал Андрей, дел об убийстве Ильиной и Бирюковой никто не заводил.)