– Не разделиться ли нам, Франсуа, на два отряда? – предложил дорогой Филипп. – Ты объедешь город слева и заедешь во все деревни по пути, а я – справа, и за городом мы встретимся. При объезде деревень нам следует захватить всех знатных людей и патеров, поощряющих чернь к резне, а имея их в руках, мы можем проделать то же, что проделали в Тулузе.

– Великолепная мысль, Филипп! – воскликнул Франсуа. – Весьма вероятно, что черни в деревнях помогают знатные лица города, и если нам удастся захватить их, то мы можем многого добиться. Только хватит ли на это наших сил; ведь нужно будет кому-нибудь сторожить пленников.

– Не беспокойся, сил у нас достаточно, – возразил Филипп. – Дюжина хороших солдат разгонит какую угодно толпу негодяев. Условимся еще вот в чем, – продолжал он. – Если один из нас, объехав наполовину город, не встретит другого, то должен спешить навстречу, а может быть, и на выручку.

Приближаясь к Ниору, наши друзья встретили нескольких беглецов, сообщивших им, что чернь еще не вышла из города и что католики в самих деревнях хвалятся покончить с гугенотами. Находясь милях в двух от города, отряд увидел слева зарево пожара.

– Там уж принялись за дело! – воскликнул Франсуа. – Это моя сторона…

И он скомандовал своему отряду следовать за ним, приказав не щадить злодеев, за исключением патеров и предводителей. Филипп направился в другую сторону, отдав те же приказания своим воинам.

В первой же деревне, в которую въехал отряд Филиппа, жители-католики толпились перед запертыми домами гугенотов. При появлении всадников все бросились бежать.

– Гоните их! – крикнул Филипп, – бейте плашмя мечами.

Гугеноты тотчас отворили двери и окна и радостно приветствовали избавителей. Они сообщили Филиппу, что утром в церкви патер призывал католиков присоединиться к горожанам для избиения гугенотов. Патер и мэр тотчас же были арестованы и с петлями на шеях посажены на лошадей. Филипп предложил гугенотам выехать, если желают, в Лаваль, а поселянам-католикам приказал предоставить в распоряжение гугенотов лошадей и повозки для перевозки их имущества в замок.

– Горе вам, – сказал он католикам, – если вы не исполните моего приказания: дома ваши будут сожжены, и всякий, кто попадется нам в руки, будет повешен. Эсташ, останься здесь с двумя всадниками и смотри, чтобы все было исполнено. А если до нашего возвращения у вас случится что-нибудь, ваш патер и мэр будут повешены на колокольне.

В следующих двух деревнях было то же, что и в первой. Четвертая же была полна народа, слышались выстрелы, крики и вопли, а на дороге валялось несколько трупов.

– К бою, друзья! – скомандовал Филипп, и отряд, вскачь ворвавшись в деревню, начал колоть и рубить направо и налево.

Плохо вооруженные католики побросали оружие и бросились бежать. Гугеноты вышли из домов и, в свою очередь, преследовали бегущих.

Посреди деревни Филипп увидел нескольких всадников и вооруженных людей, стоявших вокруг креста, и стремительно напал на них со своим отрядом. Двое или трое из них схватились было за мечи, но, видя, что все католики разбежались, сдались вместе со своими товарищами. Судя по одежде, тут было трое знатных дворян, четверо или пятеро влиятельных горожан, четыре патера и с дюжину церковных служителей с хоругвями и кадильницами.

– Связать им руки! – приказал Филипп.

– Я протестую против такого оскорбления – я дворянин, – сказал один из пленников.

– Если бы вы были принц королевской крови, и я вас застал бы за этой резней, то все равно связал бы и повесил на первом дереве! – ответил Филипп.

– Неужели вы посмеете коснуться слуги Господнего! – воскликнул старший патер.

– Вы не слуга Божий и, должно быть, украли эту одежду!

Сделав такие же распоряжения, как и в предыдущих деревнях, Филипп поехал дальше. В пятую деревню отряд вступил как раз вовремя, чтобы предотвратить бедствие: городская чернь с несколькими всадниками и патерами во главе только что вступила в нее. Чернь тотчас же разогнали, а предводителей захватили в плен.

Отряд уже почти наполовину объехал город и скоро встретился с отрядом Франсуа.

– На моей стороне, – рассказывал Франсуа, – было всего три деревни. В той, где мы видели пожар, католики уже успели наделать бед; но мы хорошо заплатили им, убив более сотни негодяев; во второй сами гугеноты хорошо защищались, и мы им только помогли дать хороший урок городской черни, а в третьей все было спокойно. Мы тоже забрали в плен восьмерых горожан, столько же дворян и десять патеров.

Узнав, что Филипп заставил католиков перевозить в Лаваль имущество гугенотов, Франсуа пожалел, что не сделал того же, и решил опять проехать по тем же деревням, условившись встретиться с Филиппом на большой дороге по ту сторону города.

Возвращаясь, Филипп видел, что в деревнях все идет отлично: никто не осмелился ослушаться его приказаний. Через два часа он вновь соединился с Франсуа.

Составив список пленников, друзья направились с ними к воротам Ниора и подняли на копье белый флаг.

Просматривая, в ожидании ответа на сигнал, имена пленников, Франсуа увидел среди них членов знатнейших католических родов в Пуату; пять важных лиц было и среди пленных горожан, а всех патеров было тридцать.

Между тем на городской стене над воротами, которые были заперты, взвился также белый флаг и показалось несколько горожан. Наш маленький отряд подвинулся к воротам шагов на двадцать. Один из стоявших на стене обратился к ним…

– Я – Жан де Люк, королевский комиссар в городе, – сказал он, – а вот епископ, вот мэр, а это должностные лица. С кем я говорю?

– Я граф Франсуа де Лаваль, – ответил Франсуа, – представитель тех дворян, которые явились сюда защитить гугенотов и наказать убийц, из которых до трехсот человек уже наказаны смертью, а вот список лиц, находящихся у нас в плену, – и он прочел список. – Объявляю вам, что если в течение часа всем протестантам, заключенным в ваших тюрьмах и находящимся в городе, не будет позволено без всякого затруднения выйти из этих ворот вместе со своим имуществом, то мы повесим всех пленников, разорим все окрестности и осадим город. Даю вам десять минут на размышление.

Совещание на стене длилось недолго. Де Люк опасался навлечь на себя вражду могущественных родов, если не посодействует спасению их родственников, а горожане тоже желали спасти своих сограждан и были напуганы угрозой разорить окрестности и осадить город. До них дошли смутные слухи о прибытии принца и адмирала с большими силами, которые могли свернуть к Ниору, узнав о смутах в городе. Епископ также желал выручить своих патеров, сознавая, что начальство его не похвалит, если их убьют. Словом, все склонялись к принятию условий Франсуа.

– Даете ли вы честное слово французского дворянина, – обратился к нему де Люк, – что при исполнении нами ваших желаний пленники ваши будут отпущены, и над ними не будет совершено никакого насилия?