Сглотнув, Лера отрицательно покачала головой.

— Не доказал! — Голос стал холоднее арктических льдов. — Один хрен, не мог кончить, пока на их месте тебя не представлю! И так…несколько лет.

Господи! Как же сильно она в него вцепилась. Ни оторвать. Ни сдвинуть.

Передернуло всего, когда кожи коснулось что-то влажное.

Только не это!

— Прости! — Шептала бессвязно. — Прости, пожалуйста! Я же не знала…не думала, что…прости! Прости.

— Ш-ш-ш-ш! — Герман осторожно вытер ее щеки. — Не получается у нас, просто поговорить, да? Постоянно до слез тебя довожу.

— Я не должна была…но, я так тебя любила!

Любила!

Почему же, так за ребрами ноет, от этого слова, в прошедшем времени?

Лера отстранилась, проникновенно вглядываясь в лицо.

— Ты сказал, по сей день расплачиваешься…это как?

Ну, и что ответить? Что, твою мать, говорить?

— Я пытался избавиться от тебя в моей голове…разными методами. Разными способами. Некоторые из них имеют определенные последствия.

— Что за последствия?

— Не важно. Я изменился, и прежним не стану.

И должен ее отпустить. Просто обязан!

— Я понимаю! — Вновь ласково прильнула к его груди. — Некоторые события, и меня изменили…

— Не до такой степени, Лера.

Она что-то говорила, но Герман более и половины слов не слышал.

Душа кровоточила. На лоскуты рвалась.

Как он сможет отдать ее другому? Свою малышку. Как?

…твердо решила, что не стану прятать голову в песок…

И условием этим безумным, ее же оберегал. Чтобы воздушных замков не строила. И виноватой себя не считала. И уйти в любой момент могла. Когда сама захочет.

…не дождутся! Я бороться буду…

А она захочет! Рано или поздно.

И он отпустит, даже загибаясь от боли. Снова.

Лишь бы счастлива была.

Его Мелкая…его малышка, которую ему никогда, НИКОГДА не сделать матерью!

Прошлое...

Глубокая ночь и тишина. Гробовая. Выматывающая.

Кажется, слез не осталось. Она выплакала все!

Веки нещадно жгло, глаза резало, точно ведро песка в них насыпали, но лицо оставалось сухим. Наверное, это и называется шоком. Хотя, все гораздо проще.

Так человек сходит с ума.

Ее агония не прекращалась с момента трагедии, и до самых похорон.

Не ела. Не спала. Только рыдала. Горько и безутешно.

Когда прибыли Давыдовы, (прилетели ближайшим рейсом, спустя три часа после происшествия), дядя Стас спешно вызвал скорую помощь — тетя Рита падала в обмороки, не в силах поверить в реальность случившегося. Ее напичкали различными успокоительными препаратами, разрешенными во время беременности.

Лере тоже сделали укол, дабы окончательно не обезумела. Сказали: такая доза, и лошадь с ног свалит — проспишь не менее суток.

Бред!

Всего-то пару часов подремала. А теперь, уткнувшись безжизненным взглядом в потолок, отсчитывала удары собственного сердца, под монотонный звук секундной стрелки будильника.

Мама! Мамочка…услышь. Вернись, пожалуйста. Мне ничего не нужно. Только вернись!

Не вернется. Отныне у нее новый дом. Под землей.

Теперь Лера знала, как выглядит Ад. Он там, где более нет ее — самого близкого человека, на целом белом свете.

В ту страшную минуту, они с матерью разговаривали по телефону.

Девушка слышала ее крик. Пронзительный визг тормозов. И стон. Последний…предсмертный.

А потом уже выла в голос, не помня себя от горя. Рыдала без остановки, находясь во власти истерики.

Запутавшаяся во времени. Потерявшаяся в пространстве.

Кто-то, дорогой сердцу, постоянно находился рядом. Поддерживал. Никого к ней не подпускал. Насильно пичкал едой, и заставлял пить больше жидкости.

Герман!

Ее тайная…безумная любовь, о которой не догадывался никто! Даже он сам…иначе, не воспринимал бы как младшую сестру. Но мама знала. И к счастью, выбор ее сердца не осуждала. Она не раз говорила, как хорошо относится к Герману, словно к родному сыну. А за несколько недель до смерти, и вовсе, сказала очень странную вещь:

— Хорошенько запомни — ты обещана ему. Только ему! Наступит день, когда ты станешь Давыдовой. И каждый волосок на твоем теле станет принадлежать ему! Ты — его женщина. Хранительницей домашнего очага. Будущая жена! Так что, будь добра, соответствуй своему статусу. Достойной будь!

Воспоминания пробили новую брешь в душе. Да…мама видела ее насквозь.

Сложно сказать, что двигало ей в тот миг — назойливое желание исполнить ее последнюю волю, или же собственные чувства — да только спустя несколько минут, девушка уже неслась в гостевое крыло дома. Неслась к нему!

* * *

Она осторожно протиснулась в комнату для гостей, в которой поселили Германа. Предусмотрительно заперла дверь на ключ. Что творит, сама толком не понимала. Однако слова матери намертво въелись в мозг и пульсировали в висках, придавая решимости. Наделяя храбростью. Напрочь лишая смущения. Ступая на носочках, беззвучно добралась до кровати.

Встала совсем рядом, рассматривая его в лучах лунного света.

Герман не укрывался одеялом. Лишь небрежно перекинул угол через бедра, прикрывая все…что ниже пояса. Щеки вспыхнули огнем. Да и сердце вниз ухнуло.

Точно почувствовав чужое присутствие, Давыдов пошевелился. Распахнув веки, несколько секунд вглядывался в ее дрожащий силуэт, утопающий в темноте. Мгновение спустя, щелкнул ночник. Оба прищурились. Хоть и тусклый свет, но все же по глазам бил прилично.

— Мелкая? — Выдал сиплым спросонья голосом. Резко поднялся. Приняв сидячее положение, спустил ноги с кровати. — Случилось чего?

Девушку сковала тревога и неловкость. Под столь серьезным, и очень внимательным взглядом поежилась.

«О-о-й! Будто насквозь душу видит. О всех грязных мыслишках догадывается».

От волнения начала задыхаться. Горло стянуло болезненным спазмом. Лера стояла перед ним…беззащитная и ранимая. Противно стало от этой беспомощности. От глупой сорочки, в крупный цветочек, с преобладанием розовых оттенков. Внезапно захотелось сорвать ее с себя…и сжечь!

Жалкое зрелище…

В груди вновь сдавило. Словно ногой на ребра наступили. Даже хруст ломающейся кости в ушах стоял. Слегка встрепенулась, сгоняя опутавший сознание морок.