Уровень угрозы для Николая немного понизился, и теперь, что бы ни случилось, доказательства из дела Хлебникова уже были в суде.

Конечно, Николай понимал, что из-за помощи правительству США у него могут возникнуть серьезные неприятности на родине, но судебный процесс уже было не остановить.

И всё же Америка была чужой для Гороховых страной, и несмотря на риски они хотели домой. В конце октября они вернулись в Москву с благодарностью от правительства США.

Николай занялся накопившимися делами, Юля вернулась на работу, а Диана — в школу. Постепенно их жизнь вернулась в нормальное русло, и со временем поездка в Нью-Йорк всё больше напоминала сон.

* * *

Но ситуация усугубилась в начале 2017 года, когда Николай обнаружил весьма важный поворот в деле Магнитского. В его руки попала электронная переписка Андрея Павлова, подтверждающая сговор с сотрудниками МВД в сокрытии их причастности к афере с возвратом 230 миллионов долларов налогов из российской казны. Николай считал, что ее необходимо представить в суде и тем самым подорвать лживый нарратив власти о непричастности сотрудников МВД к краже бюджетных средств.

22 марта 2017 года должно было состояться судебное заседание, на котором Николай хотел представить переписку и открыть дело Магнитского в связи с новыми обстоятельствами.

Но на заседание он не пришел.

За день до этого, 21 марта после полудня Юле на работу позвонила Диана. Она рыдала: «Мама, папа упал с крыши!» Гороховы жили на последнем этаже пятиэтажного дома в Москве в квартире с большим балконом. То есть Николай упал с высоты около 16 метров.

В тот день Николай был на балконе и поднимал ванну и строительные материалы для ремонта квартиры через балкон с помощью лебедки, которую он не раз использовал для этих целей. Конструкция была проверенной и безопасной.

Юля попыталась узнать хоть что-нибудь, но Диана была в шоке и не могла связно говорить. Прервав разговор, Юля набрала телефон неотложной помощи 112, чтобы узнать, не поступал ли к ним кто-нибудь с характерными травмами. И хотя Москва — огромный мегаполис, население которого примерно равно населению Нью-Йорка, диспетчер сразу ответил: «Да, похожего мужчину доставили в Боткинскую больницу на вертолете».

Юля позвонила в больницу. Там подтвердили, что Николай у них, но отказались сообщать детали по телефону.

Она выбежала из офиса и помчалась в больницу на метро. Не успев отдышаться, Юля попросила в регистратуре разрешения увидеть мужа.

Ее ждала такая же стена безразличия, как и Женю Кара-Мурза до нее. Ей сказали, что Николай в реанимации, и отправили ждать в комнату для посетителей рядом с регистратурой. Но оттуда ей не было видно коридор, соединяющий реанимацию с лифтами, и, боясь пропустить перевозку Николая, Юля села на пол прямо в коридоре и стала ждать.

Через четыре часа из реанимации появилась каталка с Николаем в сопровождении медсестер. Юля кинулась к нему. Его глаза были открыты — точнее, правый глаз. Левый был полностью забинтован. Вся левая сторона лица была сплошной гематомой с глубокими ссадинами.

Юля звала его, но в ответ он лишь стонал. Не останавливаясь и не реагируя на ее просьбы дать ей хоть минуточку побыть с мужем, медсестры втолкнули каталку в лифт, показывая жестами, что ей с ними нельзя.

Потерянная, она еще два часа оставалась в больнице, умоляя медсестер и администраторов позволить ей поговорить с врачом. Но стена безразличия бубнила: Николай в отделении интенсивной терапии, часы посещения закончились, приходите завтра в отведенное время. Около десяти вечера за ней заехал друг семьи и отвез ее домой. Ночью она почти не спала.

На рассвете Юля задремала, но ее разбудил телефонный звонок. Она услышала едва знакомый мужской голос. Звонивший представился Ильей. Через минуту она припомнила — это знакомый Николая по институту, которого она видела всего пару раз.

Напомнив ей, кто он, Илья вдруг заговорил жестко, без всякого сочувствия:

— Наверно, вы ожидали подобного?

— Чего именно?

— Ну, не моего же звонка. Того, что случилось с Колей... Кстати, как он? — спросил он как бы между прочим.

— Плохо. В реанимации.

— Вы думаете писать заявление?

— Я... я не знаю, — растерянно ответила Юля. Она еще не успела подумать о полиции.

— Я не советую. Всякое может случиться, пока он в больнице.

Это прозвучало как угроза.

— Мне пора, — только и смогла ответить Юля и повесила трубку.

Так! Выбросить этого Илью из головы, встать с постели, заварить чай, помочь Диане собраться в школу и снова мчаться в больницу в установленные часы приема.

В регистратуре сказали то же самое:

— К нему нельзя.

— Но почему?

— Он без сознания.

— Ну и что?

— Мне очень жаль, но к нему нельзя, — повторили в регистратуре.

Что это за больница такая — жену не пускают к больному мужу? Юля бродила по приемному покою, надеясь, что либо Коля придет в сознание, либо врачи передумают и разрешат с ним увидеться. Не произошло ни того, ни другого. В три часа она вынуждена была уйти: «установленные часы посещения» закончились.

Вечером ей позвонил Саша, коллега мужа, спросить, как дела у Коли и не нужно ли ему чего. Рассказав о своем дне, она поделилась и историей о странном и тревожном звонке Ильи, и его настоятельной рекомендацией не обращаться в полицию.

— Наоборот, — категорично сказал Александр. — Обязательно надо это сделать. Это защитит Колю.

Наутро Саша был у Юли и помог ей составить заявление с описанием произошедшего. В конце она указала, что считает случившееся преднамеренным покушением на жизнь мужа как месть за его работу по делу Магнитского.

Вместе с Александром она подала бумагу в ближайшее отделение полиции, передав ее дежурному. Тот бегло просмотрел заявление и рассмеялся. «Вы серьезно? Ваш муж не такая уж важная птица, чтобы его убивать!» — сказал он. В течение пятнадцать минут они пытались объяснить ему, почему они так считали, но дежурному это было неинтересно. Тем не менее Юля оставила заявление у него.

Во второй половине дня в больнице ей наконец-то разрешили повидаться с мужем. Отделение интенсивной терапии располагалось на последнем этаже и представляло собой одну большую палату, полностью заполненную несчастными пациентами. Некоторые стонали. Их разъединяли только хлипкие занавески, но объединяло страдание. Николай был в сознании, но его речь было не разобрать. Он постоянно повторял: «Зачем ты здесь?» — по всей видимости, не понимая, кто она, и: «Как остальные?» Юля не понимала, кого он имеет в виду.

Николай был жив, и Юля этому радовалась, но страх, что травма головы может привести к необратимым последствиям, сжимал ее сердце. Ей до сих пор не дали медицинского заключения, и врачи почти ничего не говорили. Но было трудно представить себе, что падение 53-летнего мужчины с высоты шестнадцати метров пройдет бесследно. Она сидела рядом с ним столько, сколько позволяли «установленные часы», и ушла домой в тумане неопределенности.