Специального учебного заведения, где бы преподавалось искусство криптографии, в России не было, и поэтому чиновниками в шифровальный департамент, как, впрочем, и во все другие департаменты министерства, назначались не лица, обладающие суммой определенных знаний и известными способностями, а окончившие лицей или юридический факультет. Крупным недостатком являлось и то обстоятельство, что работники дешифровального отделения в основном владели лишь французским, немецким и некоторые английским языками. Между тем министерство постоянно испытывало потребность в специалистах, владеющих и другими, более редкими языками. Поэтому департамент постоянно обращался за квалифицированной языковедческой помощью к ученым, преподавателям, иным лицам, владеющим тем или иным языком. Так, для помощи в дешифровании иностранной дипломатической переписки привлекались профессор Попов, преподававший в Петербургском университете китайскую словесность, его однофамилец, также Попов, окончивший факультет восточных языков и хорошо знавший японский язык. Этот последний даже за счет министерства был направлен в командировку в Японию с целью совершенствовать свои знания в языке. Для переводов с венгерского или, как тогда говорили, мадьярского языка обращались за помощью к Кривошу–Неманичу, работавшему в Генеральном штабе и знавшему 14 языков. Цензоры Комитета иностранной цензуры Смирнов и Жуковский переводили соответственно с турецкого и персидского языков. Все эти лица для дешифрования получали в министерстве коды, которые разрешалось брать домой. Эти коды департамент приобретал в Брюсселе у некоего де Вернина, основным занятием которого было выкрадывание шифров и кодов из посольств с помощью работавших там и подкупленных им лакеев, швейцаров, денщиков и т.д. Де Вернин делал с украденных документов довольно приличные фотографии и продавал их русским. Таким образом, в шифровальном департаменте была собрана полная коллекция кодов и департамент даже делился ими с морским и сухопутным генеральными штабами, переписывая или фотографируя свои. Бывали случаи, когда дешифровальщики департамента самостоятельно составляли коды. Так, однажды, когда долго не удавалось купить один германский код, двум сотрудникам было дано поручение его восстановить по ежедневно получаемым министерством многочисленным копиям с телеграмм, зашифрованных этим кодом. Над этим заданием работали больше года два человека. Когда работа приближалась к концу и код был уже в значительной степени раскрыт, немцы вывели этот код из действия или сменили ключ, и, таким образом, вся работа пропала даром.

Во время русско–японской войны шел очень оживленный обмен шифрованными сообщениями между Японией, с одной стороны, и Англией и Германией — с другой. Код, который при этом использовался, был составлен на английском языке и имел пять различных ключей. Кривошу–Неманичу удалось раскрыть три ключа, с помощью которых разбиралось большинство перехватываемых телеграмм. В Париже, а, как известно, Франция была союзницей России в этой войне, также работали над раскрытием этого кода. Там были также раскрыты два ключа к нему: один из тех, что уже знал Кривош–Неманич, а другой особый. Дешифрованные японские телеграммы французы пересылали в Россию. Таким образом, неизвестным для дешифровальщиков России и Франции оставался один ключ. В этой ситуации Министерство иностранных дел командировало Кривоша–Неманича в Париж для совместной работы с французами. Французы приняли российского криптографа, снабженного соответствующими бумагами, как своего человека и ввели его в святая святых своей секретной службы — в «Surete generate», где он и проработал около десяти дней, пока не был открыт пятый способ применения японского кода. Кривош–Неманич был первым русским криптографом, подробно познакомившимся с работой дешифровальной службы Франции того времени. Эти сведения были, безусловно, с успехом русскими использованы, а многие полезные вещи внедрены в практику.

Из архивных документов видно, что дешифровальщики–аналитики МИД России работали успешно и накануне, и в первый год Первой мировой войны. В 1913—1914 гг. они раскрыли 2 939 телеграмм из переписки государств из коалиции противника, в том числе: австрийских — 569, германских — 171, болгарских — 246, турецких — 181.

Дешифровальщики всегда работали в тесном контакте с разведкой, одна из важнейших задач которой была выкрасть код, сфотографировать его, естественно, положив затем на место, дабы не скомпрометировать Ставилась и более трудная, но и более эффективная задача — внедрить агента в среду противника, имеющую доступ к шифрам и кодам Эта сторона работы разведки описана в литературе достаточно подробно.

Большим подспорьем для раскрытия шифров и кодов являлись полученные агентурным путем открытые тексты, которые можно было привязать к соответствующим шифрованным сообщениям. Для кодов, например, это сразу давало достаточное число раскрытых кодовых групп, после чего значительно облегчалась работа по дешифрованию других сообщений. Зачастую коды просто–напросто покупались и продавались. Европейским центром такой деятельности разведок того времени была Вена — сердце балканских государств, где сталкивались интересы многих стран. В Вене производились всевозможные сделки по покупке и продаже копий секретных документов, писем, карт, кодов, планов, чертежей и т.п. Там Германия агентурным путем приобрела английский военно–морской шифр, Австро–Венгрия получила итальянский шифр.

Известна история вербовки русской разведкой начальника отдела австрийской разведки и контрразведки полковника Альфреда Редля. Еще в 1902 г. он за большую сумму продал России копию единственного военного словарного кода Австрии, равно как и австрийские планы ведения войны на Восточном фронте. Несмотря на то, что Редль был разоблачен еще за два года до начала войны, австрийская армия потерпела поражение в Галиции в самом начале войны с Россией[171].

В конце XIX — начале XX века Россия активно использовала возможности подкупа иностранцев, имевших доступ к шифрам, кодам, шифрованной переписке. Особо важная корреспонденция иностранных дипломатов не отправлялась по почте, а обычно упаковывалась в специальные портфели с секретными замками и отправлялась к месту назначения с особыми курьерами. В результате она не попадала в «черный кабинет» и не могла быть перлюстрирована обычным образом. Однако из этого положения разведчики выходили с легкостью, обычно пуская в ход презренный металл. Как свидетельствует Майский, не было случая, чтобы золото не открывало замок портфеля и не давало возможность всего за несколько минут взглянуть глазом, объектива фотоаппарата на содержание тщательно запечатанных вложений портфеля. В этих делах все сводилось только к тому, во сколько червонцев обойдется вся эта манипуляция.

Здесь кстати будет заметить, что все или почти все эти курьеры, фельдъегери, служители и прочие были подкуплены. За весьма небольшую мзду, выплачиваемую им помесячно или поштучно, они приносили в указанное место не только все содержимое корзины у письменного стола своих господ, но и копировальные книги из канцелярий, черновики их писаний, подлинники получаемых писем и официальных донесений и даже целые коды и шифровальные ключи. Для достижения этого им приходилось брать у спящего хозяина ключи от письменного стола или от несгораемого шкафа, снимать с них отпечаток из воска и заказывать дубликаты ключей или пускать ночью в канцелярию посольства таких лиц, которые могли бы выбрать то, что было нужно. «Поражаться надо было доверию некоторых послов к своим лакеям, которые продавали их за гроши. Однажды произошел такой случай: вместо одного посла великой державы был назначен другой, который должен был с собой привезти весь новый штат служащих, так как прежний посол старым своим слугам не доверял, но в письме к новому послу он очень ходатайствовал за одного, по его выражению, «незаменимого» человека, своего выездного лакея, т.е. именно за то лицо, которое за незначительное месячное вознаграждение доставало из посольства все, что было угодно», — писал Майский.