Набонид не мог не понимать, что время работает против него. Может, он заранее сознательно отступился от власти, чтобы обеспечить себе спокойную старость и безмятежный отдых до ухода к судьбе. Понятно, что как бы Лабаши не ненавидел Набонида, как-то приструнившего его за сочинительство похабных стишков, он не посмеет тронуть уважаемого и знатного вельможу.

Даниил отправился в поселение соплеменников на канале Хубур и поделился сомнениями с наби Иезикиилем. Старик внимательно выслушал Даниила. Молчал долго, что-то монотонно напевал про себя — тянул едва слышно, тоненьким гнусавым голосочком. Даниил прислушался — точно, боевая песня царя Давида: «Не бойся, муж желаний! Мир тебе, мужайся, мужайся!..»

Наконец старец заявил.

— Все в руках божьих. Не спеши с решением. Оборотись к Господу лицом, а не спиною. Раскрой сердце — будет тебе сон, над ним задумайся, его и разреши.

И сон привиделся! Только не Даниилу, но самому Набониду, который, отправив Нур-Сина в Лидию, как-то вызвал главного писца в свой дом и на закате, в седьмой день месяца улулу, в конце сумеречной стражи, признался, что два дня назад, в часы ночного отдыха приснилось ему среди земли некое огромное дерево.

— Только деревом его мне тоже трудно назвать, — объяснил Набонид. Оно также чем-то напоминало на человека. Как ты думаешь, кого? — спросил царский голова.

Даниил ответил не сразу, выговорил с запинками.

— Не могу осмелиться. Стоит мне назвать имя, я вновь окажусь в твоей власти. Как это случилось с Седекией, — иври помолчал, потом спросил. — За что испытываешь меня, Набонид? За что влечешь к гибели меня и моих соплеменников?

Набонид вздохнул. Поднялся, подошел к бортику, ограждавшему крышу и беседку на ней, куда он пригласил гостя. Тут же, на крыше возвышалась ступенчатая, в человеческий рост клумба, где на каждом ярусе произрастали самые удивительные, собранные по всему миру цветы. По углам крыши в глиняных кадках росли пальмы. Здесь же был устроен фонтан. Как раз наступил час полива, и звучное, хрустальной чистоты журчанье было слышно на крыше. Сквозь растопыренные пальцы пальмовой листвы пробивался яркий золотистый свет полногрудой луны. Син с укором смотрел на иври — тот невольно поежился.

Лунный свет имел необыкновенную власть над Набонидом. Он, как ребенок, радовался лучам ночного светила, жмурился, что-то бормотал про себя. Точь-в-точь, отметил про себя Даниил, как Иезекииль, впадающий в блаженство во время бесед с Создателем. Такое на старика частенько накатывало, а вот Даниилу вещие сны давались тяжело, наслаждение от разговора с Богом было крупно пересолено болью и жуткой, до судорог боязнью.

— Послушай, Балату, — обратился к гостю Набонид. — У меня и в мыслях нет погубить тебя, заманить тебя и лишить жизни. Зачем? Ты и так мой. Каким ты был во власти Навуходоносора, таким и мне достался. У тебя есть дар. Ты веришь в себя, сомневаешься в себе и чуть что бегаешь к Иезекиилю, советуешься с ним. Не понимаю, когда дело касается женщин, тебе нет удержа — ты и смел и предприимчив, и никто пока не сумел поймать тебя на чужом ложе, — а в серьезных вопросах ведешь себя как…

Набонид неожиданно прервался, замер, принялся жевать нижнюю губу, словно в этот момент его осенила нежданная мысль. Наконец царский голова встрепенулся и как ни в чем не бывало продолжил.

— Может, потому, что пока никто не осмеливался тебя ловить?.. Но это упущение можно исправить. Ты уже не мальчик, Балату, а все не можешь уверовать, что твоими поступками управляет кто-то, более могущественный, чем Набонид, Иезекииль или Навуходоносор. Если тебя просят растолковать сон — это твой долг, ведь ты же блюдешь пост, обращаешься к Яхве, вымаливаешь у него милости и не считаешь это обязанности обременительными. Так что не пререкайся и толкуй.

— Не сегодня. Толковать буду завтра или через день. Сегодня буду слушать и спрашивать. Это чудище ликом напоминало Навуходоносора, Набонид?

— Да, — помедлил хозяин, потом страстно, на выдохе воскликнул. — Это был он, с ветвями вместо рук! Большое было дерево и крепкое, и высота его достигала до неба, и лик его был на стволе и был видим со всех краев земли. Листва была ослепительно красива, и плодов на дереве множество, и пища для всех. Для зверей, для птиц, которые гнездились в его ветвях.

Он сделал паузу, потом уже спокойнее продолжил.

— Вот что видел я на ложе. Вдруг снизошел с небес Бодрствующий, чей лик был округл и светился серебром. Он сказал: «Срубите это дерево, обрубите ветви, стрясите листья и разбросайте плоды. Пусть удалятся звери из-под него и птицы с ветвей его. Но главный корень оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается небесною росою, и с животными пусть будет часть его в траве земной. Сердце человеческое отнимется от него и дается ему сердце звериное, и пройдут над ним семь времен».

Опять короткое молчание потом жаркий голос.

— Вот и скажи, Балату, чтобы значил этот сон.

— Не сегодня, — упрямо повторил писец налогов. — Сегодня я оставлю тебя. Толковать буду, когда Господь даст мне ответ.

С тем и ушел.

Уже дома, устроившись на ложе и прогнав жену, Даниил решил, что сон был вещий, тут спорить не о чем. С этой мыслью забылся. Привиделось ему дерево. Только не лик Навуходоносора светился между ветвей, а Набонида! «В том и отгадка, — шепнул сошедший с небес Бодрствующий и Святой, на лице седая борода и очи исполнены света. — Дерзай, Даниил, раб Божий, — одобрил Бодрствующий, — и расскажи потомкам, что видел и что слышал. Служи беспорочно, остерегайся греха. Моя воля срубить дерева, насадить их, осыпать листвой, усеять плодами, дать тень всякому зверю и приют, и дом каждой птице. Будь смел, Даниил».

Царский голова и писец налогов встретились на следующий день, опять же в ночь, в ясную погоду, когда не тронутое ущербом око Сина вновь испытующе уставилось на содрогающегося от озноба иври. Его била дрожь, горло перехватывало, но Набонид ни словом не выказал неудовольствия.

— Господин, — начал Даниил, — твоим бы ненавистникам этот сон и твоим врагам значение его! Дерево, которое ты видел — это ты, Набонид. Тебе царствовать в Вавилоне. Ты, возвеличившийся и укрепившийся, и величие твое возрастет и достигнет небес. Власть твоя будет до краев земли. А что ты видел Бодрствующего и Святого, сходящего с небес, который сказал: «Срубите дерево и истребите его, только главный корень оставьте в земле, и пусть он в узах железных и медных среди полевой травы орошается росой небесной, и полевыми зверями пусть будет часть его, доколе не пройдут семь времен», так это Тот, кто правит нами.

Он на мгновение замолчал, потом добавил.

— Быть тебе царем в Вавилоне, Набонид, но придет срок и ум твой помутится. Семь лет ты будешь отлучен от людей и будешь бродить по пустыне. А что повелено было оставить главный корень дерева, это значит, что царство твое останется при тебе, когда ты познаешь власть небесную. Посему, Набонид, да будет благоугоден тебе мой совет: искупи грехи твои правдою и беззакония — милосердием. Вот чем может продлиться мир твой.