Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да будет свет, — раздался голос Подсолнуха.
Киндерман перевел на него взгляд, но глаза больного были по-прежнему пусты.
— Вы получили мое послание, лейтенант? — спросил он. — Я передал его через Китинг. Прелестная девушка. Отзывчивое сердце, Да, кстати, я восхищаюсь вами. Вы правильно сделали, что позвали моего отца Хотя тут надо еще кое-что уточнить. Вы не могли бы сделать мне маленькое одолжение? Звякните журналистам, пусть они снимут папашу вместе с Китинг, хорошо? Ведь, собственно, ради этого я и убиваю — чтобы обесчестить его, вы же прекрасно понимаете это. Так помогите мне. И смерть восторжествует. Ну, хотя бы на один денек За это я вас не трону. Вы останетесь мною довольны Кстати, я могу замолвить за вас словечко. Вас тут не больно-то жалуют. Только не спрашивайте, почему. Они мне все уши прожужжали, что ваша фамилия начинается на буквы «К», но я не обращаю на них внимания. Ведь правда, это очень благородно с моей стороны? И смело. Когда они выходят из себя, то бывают иногда так капризны и привередливы. — Казалось, Подсолнух вспомнил вдруг о чем-то неприятном, потому что внезапно передернулся. — Ну, неважно. Давайте их больше не касаться. Итак, я вам задал любопытную задачку, лейтенант? Конечно, если учитывать вашу уверенность в том, что я — «Близнец». — Лицо его исказила гримаса ненависти, голос угрожающе загремел: — Убедился ты, наконец, или нет?!
— Нет, — ответил Киндерман.
— И очень глупо, — злобно прорычал Подсолнух. — Похоже, ты явно напрашиваешься на танец.
— Я не понимаю, что вы хотите этим сказать, — откликнулся Киндерман.
— Я тоже, — равнодушно заметил Подсолнух. Лицо его разгладилось и являло собой в этот момент непроницаемую маску. — Я же сумасшедший.
Киндерман молчал, прислушиваясь к мерному стуку падающих в раковину капель. Наконец он заговорил:
— Если вы и есть тот самый «Близнец», то как же вам удается выбираться отсюда?
— Вы любите оперу? — спросил вдруг Подсолнух И сочным бархатным голосом затянул внезапно известнейшую арию. Потом неожиданно замолчал и взглянул на Киндермана. — А я больше уважаю пьесы. Моя лю бимая — «Тит Андроник». Такая милая. — Он тихо засмеялся. — Как поживает ваш друг Амфортас? Недавно его посещал прелюбопытнейший гость, насколько я понимаю. — Подсолнух закрякал, как утка, потом снова замолчал. И отвернулся к стене. — Над этим тоже надо еще покорпеть, — недовольно пробормотал он глухим низким басом, а потом как ни в чем не бывало обратился к Киндерману: — Так вам интересно, как я отсюда выбираюсь?
— Да, расскажите мне.
— С помощью друзей. Закадычных друзей.
— Каких друзей?
— Да ну, это ужасно утомительно. Давайте побеседуем о чем-нибудь другом.
Киндерман ждал ответа.
— Зря вы меня тогда ударили, — ровным голосом произнес Подсолнух. — Я ведь не могу отвечать за свои слова. Я же псих.
Киндерман снова прислушался к падающим каплям.
— А мисс Китинг на ужин съела тунца, — сообщил Подсолнух. — Я чувствовал его запах. Дерьмовая больничная кормежка! До чего же она гнусная!
— Как вам удается выбираться отсюда? — настаивал Киндерман.
Подсолнух запрокинул голову и расхохотался, а потом горящим взглядом впился в Киндермана.
— Вариантов хоть отбавляй. Я все тщательно планирую. И оцениваю. Ты думаешь, так все и есть на самом деле? А вдруг я действительно твой приятель Дэмьен Каррас? Может быть, меня только объявили мертвым, а на самом деле я и не собирался на тот свет. Я оклемался в один миг — надо заметить, весьма необычно, ну, а потом начал шляться по улицам, окончательно сбрендив. Да я до сих пор, может быть, не знаю, кто я такой на самом деле. И не надо напоминать, что, помимо всего прочего, я безнадежно болен — свихнулся, так сказать. Мне частенько снится один и тот же сон, будто лечу я вниз с длиннющей лестницы. А это случалось на самом деле? Если да, то я скорее всего действительно здорово повредил черепушку. Было это на самом деле, лейтенант?
Киндерман не отвечал.
— А еще мне снится, что фамилия моя — Венна- мун, — продолжал Подсолнух. — Эти сны мне нравятся куда больше. Там я убиваю людей. Так трудно отличать грезы от реальности. Я же безумен. И вы, кстати, мудро поступаете, не доверяя мне. Но тем не менее вы всего лишь расследуете убийства Произошло уже несколько преступлений. Это ясно. Вы знаете, что я думаю по этому поводу? Все это — дело рук Темпла. Ведь он так успешно гипнотизирует пациентов, что может внушить им любые действия. Ну а я, очевидно, просто способный телепат или ясновидящий и поэтому на лету схватываю всю информацию о проделках «Близнеца», Неплохая мысль, а? Да, я вижу, вам она тоже приходила в голову. Это хорошо. Ну, пока хватит с вас и этого. А вот вам еще пища для размышлений. — Глаза Подсолнуха заблестели, и весь он подался вперед. — А что, если у «Близнеца» есть соучастник?
— Кто убил отца Бирмингэма?
— Это кто такой? — невинным голосом спросил Подсолнух. Брови его удивленно поползли вверх.
— Разве вы не знаете?
— Я не могу находиться одновременно в нескольких местах.
— Кто убил медсестру Китинг?
— «Гасите свет, гасите свет», — повторяла она.
— Кто убил медсестру Китинг?
— Ну какой же вы завистливый. — Подсолнух резко вскинул голову и затрубил, как олень, а потом торжествующе посмотрел на Киндермана. — Вот теперь, по- моему, почти то, что надо, — подытожил он. — Уже близко. Сообщите прессе, лейтенант, что я — «Близнец». Это мое последнее предупреждение. — Он злобно уставился на Киндермана. Наступила тишина. — Отец Дайер был недалеким человеком, — нарушил наконец молчание Подсолнух. — Очень глуп был, очень. Кстати, как ваша рука? Опухоль еще не спала?
— Кто убил медсестру Китинг?
— Хулиганы. Неустановленные личности. Грязная работенка.
— Если это сделали вы, где ее внутренние органы? — не унимался Киндерман. — Вы должны это знать. Что с ними? Расскажите мне.
— Мне нравится обед, — равнодушно произнес Подсолнух.
Киндерман заглянул в эти пустые глаза, и тут сердце
