получу возможность пробраться в дырочку, которая словно манит меня, когда я трахаю Мышку сзади.

— Я слышала кстати, что анальным сексом интересуются латентные геи, — поворачивается она у самой двери и держит меня на расстоянии.

Какая чушь…

— Ты меня раскрыла, — дую губы уткой и стараюсь сделать гейский голосок. – А с тобой я трахаюсь, чтобы излечиться-я от этой страшной, такой противной болезни. Так что, предлагаю продолжить лечение

Хочу толкнуть ее к двери, но она ловко отворачивается. Я разве что за руку успеваю ее схватить. К себе прижать и жадно поцеловать. И вообще она крайне неблагодарная. Ждал, что за помощь с Лавровым она как минимум набросится на мой член.

— Камиль, ну не в подъезде! – сопротивляется Лида, но она такая маленькая, что я просто закидываю ее на плечо и несу к себе, быстро открывая дверь. – Я не то имела в виду.

— Ты сказала – не в подъезде. Я выполнил твое желание.

— Я планировала к себе вернутся сегодня. Выспаться.

— Выспишься, когда вылечишь бедного гея, — сваливаю ее на диван и иду раскладывать шашлык по тарелкам.

— Не тянешь ты на гея. Да и не бедный. Камиль, слушай, я пойду, — встала она и направилась к двери, а я сжал руку в кулак и ударил по столу, так громко, что свалилась вилка.

— Ты задолбала! Хочешь уходить, вали, но не надо строить из себя обиженную! Что опять не так-то? Может Марату позвонишь? Он идеальный. И приголубит. И оттрахает.

— Я просто не могу тебя понять! Только мы начали разговаривать, ты снова все свел к сексу!

— Ты что-то имеешь против секса?

— Нет, но я устала думать, что можно говорить, а что нельзя. Что можно спрашивать, а что нельзя! Я не пытаюсь тебя контролировать, я просто хочу тебя узнать. Тебя, а не то, какой секс ты предпочитаешь и какие фантазии бродят в твоей голове. Ты думаешь я не знаю, что ты хочешь трахнуть меня в зад? И я не против, блядь. С тобой нет запретов, но, если мы разговариваем, давай просто общаться, а не думать, о чем именно.

Я прикрыл глаза, часто-часто дыша. Ее слова «не собираюсь тебя контролировать» звучали в голове эхом, и я понимаю, что это так. Но и открываться, рассказывать о себе подробности, впускать ее в себя очень тяжело. Но с ней порой так нелегко... Не потому что она сложная, а потому что с ней забываешь о собственных правилах и установках. С ней хочется расслабиться и просто плыть по течению и пусть оно в итоге все равно приведет тебя к водопаду.

— Мне уйти? – задает она вопрос, подойдя очень близко, а я просто тяну ее на себя, прижимаю к столешнице и вжимаюсь лбом в ее лоб.

— Отец хочет, чтобы я стал его приемником. Хочет, чтобы я занял его место, когда придет время.

— Но ты не хочешь, — обнимает она меня. И нет в этом ничего сексуального. Лишь легкость прикосновений. Поддержка и забота. Черт.

— Не хочу. Но порой мне кажется, что я должен это сделать. Что обязан ему, даже при том, что ненавижу. Благодаря ему я стал тем, кто я есть. И ведь не совсем плохим человеком.

— Не плохим.

— Можно сколько угодно обвинять его. Можно ненавидеть. Но он мой отец. И воспитывал меня как умел, когда мама ушла.

— Камиль… — она сглатывает. – Может быть тебе сказать ему об этом. Сказать, что, несмотря ни на что, ты ценишь его как отца, просто не хочешь заниматься его делом. Ведь у тебя отлично получается свое.

— Оно бы никогда так не получалось, если бы он не втюхивал мне, порой кулаками, что всегда нужно добиваться своего, чтобы ты не задумал. Однажды мне придется встать во главе его компании, но пока я не готов. Пока я хочу просто жить и наслаждаться моей Мышкой. — забираюсь под собственную кофту, что так удачно прячет ее прелести. – Спасибо, Лид. Наверное, мне нужно было признать все это.

— Всегда пожалуйста, — улыбается она так сладко, что живот сводит, и я поглаживаю попку и как бы невзначай спрашиваю.

— Может быть…

— Шашлык. Может быть шашлык… — поворачивается она и зажимаю кулак в зубах, сдерживая порыв скинуть мясо в мусорку и отнести Лиду в кровать.

— А на кого ты учился? — спрашивает Лида, и я понимаю, что раз начал откровенничать, придется и это доводить до конца, чтобы в самый ответственный момент она не спросила вдруг, какой цвет мой любимый.

— На управление. В МГУ, — рассказываю с набитым ртом. Все-таки у этих бандитов самые крутые шашлыки, хотя в остальном они те еще гондоны. – С лучшим другом.

— С Маратом?

— Шутишь? Этот старпер ни раз и ни два выволакивал меня из клуба, когда мы там с Викой зависали.

— А почему не отец? Ну ты вроде говорил, что он воспитывал тебя…

— Ну, воспитывал, конечно. Но в основном это воспитание заключалось в том, чтобы не вмешиваться до поры до времени, когда приходилось, так скажем, отвечать за свои поступки.

— А ты отвечать не любишь, — догадывается она, поднимая темные глаза. И в них мое отражение. То, каким она меня видит. Да и все видят.

— Не люблю. Но за тех, кто мне дорог, впрягаюсь без раздумий. Вот, например. У моего лучшего друга есть жена. Аленка. Так вот мы с парнями ездили в Европу выручать их из концлагеря.

— Что? Ты фильмов обсмотрелся?

— Да ты послушай, — улыбаюсь, предвкушая, как она будет ох*евать от каждого предложения. – Никитос, сын Юры Самсонова, а тот бывший зек, политик, а по совместительству участвовал в спасении детей из рабства. Но при этом делал вид, что он сам загонял их в это рабство.

Лида некоторое время молчит, а потом щелкает пальцами.

— Я что-то такое читала в новостях. И мол, те, кто действительно зарабатывают деньги на продаже, решили ему отомстить и забрать его сына.

— В яблочко, крошка.

— А эта Аленка? Она каким боком?

— Она была тем самым похищенным ребенком. Всю жизнь провела, мотаясь по миру и отбиваясь от насильников и убийц.

— Жуть.

— Не то слово. А знаешь, где он в итоге ее нашел?