киску, от того, как глубоко и туго внутри, как горячо и влажно. Хочется запомнить этот момент, словно Лида подо мной впервые, и ничто не мешает удовольствию, а тараканы в наших головах поют хором аллилуйя.

Но вот Лида открывает глаза, и меня тянет в их глубину, заволакивает прозрачной похотью. Уносит в омут желания, и я выдыхаю, чтобы на вдохе вытащить член, теперь полностью влажный от светлой смазки, такой густой, что хоть ложкой собирай. Но только за тем, чтобы вторгнуться обратно. На полном ходу, сметая остатки флера, что накрыл меня. Оставляя только звенящую в ушах похоть, что дьявольскими силками душит, вынуждает двигаться грубо, жестко, сильно, резко, стремительно приближая себя к кульминации. И даже когда Лида закричала, царапая мне шею. Когда пыталась вытолкнуть силой мышц, я не смог остановиться. Надавливаю на мягкий живот, рукой сжимаю шею и совершаю еще множество грубых фикций, пока тело не каменеет, пока в мозгу не происходит взрыв, и я не заливаю идеальные пухлые губки спермой, сквозь туман смотря, как она, задыхаясь, слизывает все до последней капли.

Глава 49. Мышка

Я бы многое отдала, чтобы каждая ночь была похожа на эту. Я бы многое отдала, чтобы взгляд Камиля оставался таким же теплым, а его губы с такой страстью касались меня. Снова и снова. Всегда. Да, как бы мне не хотелось сохранить независимость своих чувств, я понимаю, что попала в ловушку, и мне не все равно, где Камиль. С кем Камиль.

А когда он уехал, не сказав мне ни слова, не написал, был неизвестно где, я наобещала себе, что больше с ним не буду. Что он мне никто. Что я не для того ушла от мужа, чтобы снова бросаться на те же грабли, да так, что раны потом уже не залатаешь ни слезами, ничем другим. Но я все равно счастлива. Счастлива, пока мы с Камилем, перебрасываясь шутками, принимаем душ. Пока, заигрывая, варим кофе и готовим завтрак. Бесконечно счастлива, что Камиль не отпускает меня в больницу без порции секса, который был быстрым, но таким острым, что даже сейчас, сидя в такси, я чувствую фантомные сладкие боли внутри себя. Кажется, что он до сих пор там, двигается в такт порывистому дыханию. Благодарит за такую мелочь как противозачаточные.

— Это что за здание? — спрашивает таксист, когда мы подъехали к частной клинике. При свете дня оно выглядело не менее серо. Никогда бы не подумала, что здесь лечат людей. Тем не менее...

— Клиника. Спасибо, – вышла я и сразу направилась к главному входу. Там меня узнали, дали переодеться в халат и проводили к сестре. – А ей можно фрукты?

— Она сейчас вряд ли сможет их жевать, но думаю, за пару дней ничего не испортится, – рассказывает милая медсестра и открывает мне дверь в палату сестры. Отдельную. Камиль, конечно, постарался…

Милена смотрит в окно, вся перебинтованная, она выглядит очень жалкой. И только через мгновение, словно заметив мой взгляд, она поворачивает голову.

— Все можно сложить в холодильник.

Я уже почти не слышу медсестру, почти не замечаю, как она уходит, и как пьяная волочу ноги к кровати сестры. Я не знаю, что я чувствую. Жалость? Справедливость бытия? Я ведь даже не знаю подробностей. Да, Милена не святая, скорее всего она изменяла. Но неужели она была так глупа, чтобы раскрыться?

— Мама приезжала? — спрашиваю, пока она молчит. Убираю продукты в маленький холодильник и мою руки, поправляя волосы.

— Нет. Сказала, что я сама виновата и ей далеко ехать.

И почему я не удивлена? Но говорить что-то мне сейчас кажется лишним, и я просто присаживаюсь рядом с сестрой, коротко поцеловав ее в опухшую щеку.

— Наверняка думаешь, что я это заслужила, — гундосит Милена, а я бы и хотела отнекиваться, убеждать, что никто не заслужил такого, но не могу. Не умею я так честно врать в лицо.

— Не знаю, а сама как считаешь?

— Ты думаешь, я постоянно на лево ходила? Да, я может быть и развлекалась в клубах, но ведь за мной следят, и я бы не стала так прямо…

— Слушай, не надо оправдываться. Я не осуждаю тебя, скорее анализирую уровень преступления и наказания.

— А дослушать ты можешь? Мне так-то некому больше выговориться.

— А как же твои подружки — курицы?

— Они даже не приехали. Больше того, трубку брать не стали. Ведь помнишь пословицу. С кем поведешься…

— Ясно. Ну так что. Ты не изменяла, не изменяла и вдруг тебя переклинило?

— Он сказал, что я ему надоела. Сказал, что толку от меня никакого… а вот, если бы я забеременела, тогда, быть может, он меня оставит.

— И ты после этого рванула туда, где сперматозоиды точно достигнут цели?

— Что-то вроде того. Но я не знала, что там будут установлены камеры, а этот парень, который давно на меня клюнул, подставной. Представляешь? Меня подставили! И что теперь делать, не знаю… Лид, ты же умная? Что мне делать?

— Ну как минимум выздороветь. Потом спокойно отказаться от всего и развестись по-хорошему. Из того, что я слышала, остальные жены требовали, а потом оставались без волос, без лиц, без жизни. Неужели ты не знала.

— Да знала я, что думаешь, тупая? Я же спрашивала у него, а он мне жаловался, что над ним довлеет злой рок, но я особенная… А я ведь и правда была особенная. Как минимум красивее всех тех, кто был до меня.

— Мда, – что еще остается мне сказать. – Мне порой кажется, ты и в щиток с напряжением полезешь, даже если там будет надпись: «Убьет».

— Вот только не надо мне нотаций читать. Ты сама тоже хороша. У тебя суд через полтора месяца, а ты шашни закрутила, будучи замужем, – что? — Не делай такое удивлённое лицо. Или что, вы сильное скрывались? Я, конечно, могу тебя понять, Камиль тот еще фрукт, сама бы съела, но неужели собралась отказаться от сына? Из-за чего? Из-за мужика?

Сказать, что я в шоке, ничего не сказать. В голове сразу закружили мысли, где и когда она могла нас увидеть, но даже если видела, как могла понять, что мы не просто общаемся.

— Мне кажется…

— Да, да, это не мое дело. Ты же любишь все решать одна и