Кто-то давил ему на грудную клетку так, будто хотел сломать ребра. И сердце нехотя, как заржавевший механизм, сделало первый удар, а губы судорожно втянули воздух. Элий открыл глаза. Рядом на коленях стоял человек и, положив руки ему на грудь, налегал ладонями на ребра. Его спаситель одет был почти так же, как Элий — в синюю тунику. Он даже приколол на плечо значок Пятой центурии фермеров Кампании, но, несмотря на эту комедию, Элий сразу узнал его узнал. Да и как не узнать — именно он вез Элия в машине «скорой», прижимая к лицу раненого кислородную маску. Сирена над их головами визжала истошно, как ягненок под ножом на алтаре, а впереди неслась, разбрызгивая синие огни, машина сопровождения, расчищая «скорой» дорогу от Колизея к Эск-вилинской больнице.

Это был последний бой гладиатора Элия и первое дежурство в Колизее Кассия Лентула.

— Привет, Кассий, — Элий попытался приподняться, но служитель Эскулапа настойчиво придавил его плечи к мостовой. — Ты, как всегда, оказался в нужном месте и в нужный час.

— Сейчас я отвезу тебя в ближайшую больницу, — пообещал медик. — Сколько пальцев ты видишь? — Кассий показал ему два пальца.

— Как минимум восемь. Послушай, оставь дурацкие фокусы. За мной гонятся и хотят убить… — Элий повернул голову. Автомагистраль была пуста. Над раскаленным покрытием дрожало марево горячего воздуха. И Элий подумал, что его жизнь точно так же неустойчива и искажена. — Меня оставили на время в покое, решив, что я мертв. Но душа вернулась в тело, и они не замедлят возобновить погоню.

— О ком ты говоришь? — Кажется, медик поверил ему и встревожился.

— Всю компанию я не знаю по именам, но один известен точно. Это мой собственный гений.

Слова Элия произвели неожиданный эффект. Кассий подхватил Элия под руки и поволок к машине.

— Послушай, они вычислят тебя…

— Молчи, — грубо оборвал его Кассий. Полугрузовичок Кассия рванулся с места, как колесница на состязаниях в Большом Цирке. Интересно, кто сегодня выиграет — «зеленые» или «белые»?[50]

— Ты не знаешь, насколько они сильны, — настаивал Элий.

— Молчи, — повторил Кассий.

— Я бы попросил, чтобы ты был со мной более вежлив, — заметил Элий. — Уж коли хочешь быть моим медиком и сломать вместе со мной шею. Они свернули с широкой автомагистрали на более узкую и более старую дорогу, обсаженную высоченными кипарисами. Полосы яркого солнечного света сменялись пятнами густой лиловой тени. Свет то вспыхивал, то гас, будто надежда сменялась отчаянием и тут же возрождалась вновь. Элий не замечал, что его собственная аура так же вспыхивает и гаснет. Элию стало казаться, что Кассий сможет его спасти.После пира у Сервилии Кар Вер проспал почти весь день. Уже вечером он спустился в атрий и поинтересовался, не оставлял ли кто-нибудь на его имя записки с подписью «Нереида». Служитель тут же подал Веру записку. Макрин желал его видеть на Авентинском холме у подножия статуи Либерты.

Около статуи Либерты всегда толпилось человек двадцать-тридцать из молодежи. Даже в самый поздний или в самый ранний час здесь можно было встретить длинноволосых бородатых молодых людей и девушек в облегающих брючках и красно-желтых коротеньких туниках. На груди у некоторых были приколоты бронзовые значки активистов Авентинской партии. Здесь про — ^| давались крошечные книжонки по два асса за штуку, дешевое пиво из Нижней Германии, фотографии статуи Либерты, соленые орешки, засахаренные финики и флейты по пять сестерциев за штуку. Здесь никогда не унывали — пели всю ночь напролет и шутили. Там и здесь звучали испанские кифары. Молодой человек со значком Авентинской партии тащил каждого встречного к мраморному алтарю, установленном на том самом месте, где Гай Гракх, убегая с Авентина, подвернул ногу. Авентинец схватил за руку и Вера, тоже повел его к алтарю, на котором лежали живые цветы.

— Бедный Гай Гракх! — вздохнул Юний Вер.

— Бедный Гракх! — поддакнул авентинец.

— Ну и как его нога? Уже зажила? — участливо спросил Вер.

Авентинец вылупил глаза и ничего не мог вымолвить в ответ.

Но, несмотря на мрачную историю, на Авентине всегда царило веселье. Жрец Либерты каждый день стирал губкой сделанные на постаменте Свободы надписи, но назавтра они появлялись вновь. Говорили, что Либерте нравятся эти рисунки — здесь же у торговки за пару ассов всегда можно было купить цветные мелки. Вечером каменный постамент Либерты пестрел карикатурами на Руфина, сенаторов, консулов и префектов. Здесь была представлена вся портретная галерея римской элиты. Вер нашел свое собственное изображение с бычьей шеей, рельефными мускулами и крошечной головой. Коричневый цвет рисунка придавал гладиатору сходство с минотавром.

«Для нашего героя нет ничего невозможного. Он может исполнить самое глупое желание», — гласила надпись. Чуть ниже помещалось изображение Элия — сенатор приподнимал край тоги, проверяя, на месте ли его ступни. Разумеется, сандалии были пусты.

«Ну вот, опять после выступления в сенате мне оторвали ноги!» — сокрушенно восклицал нарисованный Элий.

— На консульских выборах надо голосовать за Элия, — убежденно говорила девица с растрепанными волосами цвета морской волны. — Он молод, надо же когда-нибудь дать слово молодым… Гай Гракх был еще моложе, когда стал народным трибуном.

— Это потому, что Гракх не учился в академиях, а воевал.

— Элий не наш. Сколько раз ему предлагали примкнуть к Авентинской партии, но он всякий раз отказывался. Брезгует, аристократ…

— А я бы проголосовал за Бенита. Кто-нибудь читал его манифест в «Первооткрывателях»? Нет? Ну вы даете! Отличная вещь. Читайте! Так и надо действовать! Всех — врагов Рима — к ногтю!

Вер обернулся, желая посмотреть на говорившего, и тут кто-то тронул его за плечо.

— Не оборачивайся, — прошептал сиплый голос. — Иначе я уйду.

Голос несомненно принадлежал Макрину.

— Видишь, вон там таверна «Под крылом Либерты»? Займи столик в углу. Хозяин оставил его для нас. Я приду позже.

В следующее мгновение Вер почувствовал, что его собеседник исчез. Оглянувшись, он в самом деле не увидел Макрина. Несколько человек столпились вокруг старого жреца, на груди которого висел ящичек с надписью «Фонд Либерты». Лицо старика уродовал длинный багровый шрам. Может быть, это тот самый жрец, с которым Элий ездил в Аравию?

В таверне было накурено, пахло пивом, потом, дешевым вином. За столиками горячо обсуждали вечерний выпуск «Авентинского вестника», но Вер не стал прислушиваться к разговору. Он заказал кружку германского пива, на закуску подали сочные колбаски. Вер успел проглотить две штуки, когда к его столику подошел незнакомец. Человек в линялой тунике и толстом сером плаще выглядел истинным авентинцем — то есть нищим, бунтарем и изгоем одновременно.