– О нет… – простонала Надежда, увидев Викторию Шанс.

– Какие люди! Наша рыжая выскочка и ее «крыша»! Я еще в Москве поняла, что все куплено, если на этих двух террористок уголовное дело не завели!

– Поосторожнее с выражениями, – предостерег ее Григорий Степанович.

– Она здесь хозяйка, – пояснила Надя, – но меня пригласила сюда синьора Тозини, ведь не без ее участия ты здесь выставляешься. Знаешь, я могу прикрыть твою лавочку, мы с мамой Марко – большие подруги, – съязвила Надежда.

– Ладно! – поджала губки Виктория, сразу сдаваясь. – Можете ознакомиться с работами.

– Спасибо. Выставка приносит доход? – скептически поинтересовалась Надежда, глядя на пустые залы.

– Зря язвишь. Мне достаточно продать несколько работ, чтобы окупить все затраты. Кроме того, это мой первый опыт, и он, я считаю, удачен. Два полотна я уже продала.

– Ладно, я никому не желаю зла, процветай! – махнула Надя рукой.

– Конечно, если ты уже украла у меня жениха, прикрываясь подружкой, – фыркнула Виктория и пошла от них на своих высоких каблуках походкой модели.

Григорий Степанович остановился у одной картины странного содержания. В каком-то медном тазу лежали груши, яблоки и персики. Несколько плодов находились прямо на столе, на домотканой скатерти, фактура ткани которой была выписана с особой тщательностью. Милый натюрморт дополняла человеческая голова, аккуратно отрезанная и лежащая среди фруктов.

– Не знаешь, что сказал бы психиатр о художнике, если бы увидел написанный им этот натюрморт? – спросил следователь.

– Ну… что у автора странные фантазии, а написано здорово, – засмеялась Надя и пошла дальше.

Григорий нагнулся к картине.

– Да уж… странные фантазии посещали Константина Михайловича Краснова.

Надя замерла на месте.

– Кого?

– Художника Краснова, автора этой работы, а что?

– Как странно! – воскликнула Надя.

– Ты только что рассмотрела сюжет?

– Я не об этом… Дело в том, что Константин Михайлович Краснов был отцом Милы.

– Милы – твоей подруги?! Ты серьезно? – настала очередь удивляться Григорию.

– Вот уж интересное совпадение.

Они не сразу заметили, как к ним приблизилась пожилая дама маленького роста, одетая в длинную юбку и кружевную тунику. Дама была в шляпке и кружевных перчатках, такая ни дать ни взять аристократка. Лицо ее с тонкой и сухой кожей, словно пергаментная бумага, было явно омоложено с помощью пластических операций, причем неоднократно. Подслеповатые глаза и губы были подкрашены. На ней были золотые украшения, дорогие и изящные, чувствовался хороший вкус.

– Простите, молодые люди, я случайно услышала, что вы говорили о художнике Краснове. Вы слишком молоды, чтобы знать его лично…

– Я знаю его дочь, – приветливо улыбнулась Надежда.

– Это очень печально…

– Почему? – искренне удивилась Надя. – Вы – русская?

– Я полжизни провела в России.

Эта дама явно располагала к приятной беседе.

– Меня зовут Зоя Михайловна, по мужу Амандес, а в девичестве Мазуркова, – представилась она. – Я так рада видеть своих соотечественников, так рада слышать русскую речь… это словно знак. Пойдемте во внутренний дворик, там есть премиленькое кафе, я угощу вас кофе с пирожными, – предложила она, – а затем вы вернетесь к просмотру экспозиции.

Надя охотно согласилась, увлекая с собой Григория, она вообще легко входила в контакт с людьми.

– Знаете, Зоя Михайловна, мы не такие уж знатоки и ценители живописи, – честно призналась Надя.

– Это неважно! Главное, что вы прекрасная и гармоничная пара, – ответила дама.

Григорий и Надежда не стали разубеждать ее в этом. Кафе действительно оказалось симпатичным – белые круглые столики и белые плетеные стулья, навес от солнца, обилие цветов и зелени вокруг.

– Позвольте мне угостить вас своим любимым десертом из коньяка, клубники, сливок, мороженого и сока лайма? – предложила новая знакомая и сразу же накрыла своей рукой в перчатке широкую ладонь Григория Степановича. – Не напрягайтесь, молодой человек. Вы, как мужчина, можете почувствовать неловкость, но я настаиваю. Я состоятельная дама и могу себе позволить угостить приятных знакомых.

Все это великолепие им принесли в больших креманках. На вкус этот десерт стоил того, чтобы специально прилететь в Италию и попробовать его. Надя поняла, что если на земле и существует рай, то он здесь. И она заслужила пребывать там, так как недавно побывала в аду.

– Мой первый муж был известный художник, не хочу называть его фамилию, так как брак с ним был самым тяжелым периодом в моей жизни, – начала рассказ Зоя Михайловна, закуривая сигарету в элегантном мундштуке из слоновой кости, инкрустированном бирюзой. – Это было в России… Я тогда познакомилась с Костей Красновым на одной выставке. Очень талантливый художник… Но долгую предысторию я пропускаю, в конечном итоге мы стали любовниками. Это была бешеная страсть, огонь бушевал в наших сердцах! – Зоя Михайловна кокетливо улыбнулась, и ее старое лицо помолодело лет на десять.

Надя отметила, что эта женщина в молодости была, вероятно, очень красива. Высокие скулы, яркий цвет глаз, даже от времени они не выцвели, длинная шея и, конечно, безупречные манеры.

– Костик был моложе меня, я была для него музой, наставницей. Иногда он сообщал жене, что едет в тот или иной город на выставку своих работ, а сам пропадал со мной на даче. Были времена… тогда я думала, что попала в сказку, но она плохо закончилась… В принципе вся наша история была ошибкой, она и должна была так закончиться…

Зоя Михайловна затянулась сигаретой и выпустила причудливое кольцо дыма.

– Кстати, Костя научил, – рассмеялась она, – вы кушайте, друзья мои.

– Я ничего не знала о такой жизни Константина Михайловича, – призналась Надежда, заинтригованная историей новой знакомой.

– Мы скрывали наши отношения от всех. Моему мужу тогда было за шестьдесят, а мне сорок лет, и детей у нас не было. Хотя я очень хотела, но Бог не давал. А тут так получилось, что я забеременела от Кости. Это был момент наивысшего счастья. Вы не представляете, какой восторг я испытала! А дальше… – лицо Зои Михайловны внезапно сжалось, стали видны морщины – следы времени. – Вот не хочу говорить, но все равно скажу, облегчу душу. Время не все лечит, что-то остается с нами до могилы. Костя признался мне, что болен… очень странной психической болезнью. Он и сам не знал о своей болезни до тех пор, пока не забеременела его жена, и тогда его знакомый врач предупредил, что им нельзя иметь детей, и объяснил причину. Но его жена Алевтина почувствовала холодок в их отношениях и решила привязать его к себе ребенком. Так у него появилась дочь Камилла. А дальше проявилась болезнь…. Человек ведет себя совершенно нормально, но любая стрессовая ситуация, любое эмоциональное воздействие высвобождает из недр подсознания второе «я». В этот момент человек не помнит себя и может творить что угодно. Когда и как оно проявит себя, всегда неизвестно. Потом человек возвращается к нормальной жизни и ничего не помнит, что с ним было. Камилла, со слов Кости, росла умной и талантливой девочкой. Ничто не предвещало… Она с детства неплохо рисовала, но до отца ей было далеко. Она очень любила животных, тащила их в дом и лечила.