причём топился по-белому, плюс кучу всякой живности: и коров, и коз, и кур, и свиней, и даже по лошади. Их обеспечили провизией и кормом для животных, их детей записали в школу, а старшую дочь Фрола отдали в ученицы к травницам. Если бы они рассказали обо всём этом в Москве, где мыкались захребетниками у дальних родственников, им бы никто не поверил. Более того, они ещё ничего не сделали, а им регулярно выплачивалось жалованье по рублю в месяц. Естественно, каждый вечер в обоих домах рудознатцев читалась молитва с благодарностью князю-батюшке.

Пётр подошёл к братьям на привале на пятый день после великой баталии. Он, как обычно, осмотрел и перевязал раненых, выставил караулы и потом прошёл к костерку Ивановых.

– Ну что, дорогие мои рудознатцы, буквально через несколько дней начнётся, наконец, ваша работа.

– Не сумлевайся, князь-батюшка, ежели есть в той землице чего полезное, то сыщем, – пробасил младший Иванов.

– Не сумлевайся, кормилец, – поддержал его Фрол.

– Нравится ли вам в Вершилове? – начал издалека Пожарский.

– Так то рай на земле, вечно будем Бога молить о твоём здоровьице, – истово перекрестились оба.

– Там, куда мы добираемся, есть очень богатые залежи медной руды, ещё там не менее богатые залежи железной руды, не болотной, а настоящего магнетита, но это ерунда. Там вся долина реки просто слоем завалена золотым самородным песком и самородками.

– Правда ли сие, уж больно на сказку похоже? – недоверчиво улыбнулся Фрол.

– Правда, дорогие мои, правда, но я хочу вас попросить, чтобы вы всех этих богатств не нашли… – Пётр оглядел враз притихших братьев.

– Зачем же ты, Пётр Дмитриевич, нас в таку даль волокёшь тогда? – осторожно поинтересовался Семён.

– Мне нужен минерал, который называется полевой шпат, или еврейский камень. Слышали про такой?

– Как не слышали, есть этот камень близ Ладоги. Ломают его монаси и шведам продают.

– Вот. Это хорошо. Нам нужно его найти, наломать и принести к ладьям, да ещё и доплыть потом до Нижнего Новгорода, пока лёд не встал на реках, – объяснил рудознатцам политику партии Пожарский.

– А золото? Оно же в сотни раз дороже еврейского камня, – не понял этой политики Фрол.

– Золото подождёт, лежало тысячи лет и ещё один год полежит. Я хочу делать фарфор. Слышали про такой? Китайцы вазы всякие делают.

– Как не слышать, он подороже золота будет, – понимающе кивнул Семён.

– Вот. Найдёте мне еврейский камень, и в Вершилове построим завод по производству фарфора, будут люди ещё богаче жить, а если найдёте минерал, из которого свинец делают, то сможем лучшее в мире стекло делать, зеркала в рост человека. Сколько такое стоит? – ткнул пальцем в Семёна княжич.

– Думаю, у королей и царей только и найдётся денег на такое чудо. А неужто смогём таку вещь сробить? – выпучил глаза Фрол.

– Если найдёте эти два минерала, то легко. Вот и подумайте, зачем нам золото? Заберут всё в казну, а Вершилову от того никакой пользы. На следующий год приедем и найдём то золото. Обещаю. Если же вы его, или медь, или железо случайно найдёте, то никому, кроме меня, не говорите. Договорились? – Пётр внимательно осмотрел рудознатцев.

– Князь-батюшка, ты нас обогрел и домины со скотиной дал, детишек учишь… Что ж мы, твари неблагодарные? Поняли мы тебя, подьячий ничего не узнает, да и остальные людишки тоже, – за обоих ответил старший Иванов.

– Вот и договорились!

Событие семидесятое

Симон Майр получил письмо. Письмо было от его давнего друга Антуана ван Бодля, настолько давнего, что Симон его уже и забыл. В письме сообщалось, что ему пересылают копию письма из Московии от маркиза Пожарского и просят проверить правдивость там изложенного.

Письмо этого маркиза потрясло астронома и медика до глубины души. Он не спал и не ел, пока не переделал свой телескоп в микроскоп. Утром он дождался солнца, набрал в луже на улице воды и посмотрел на неё. И ничего не увидел. Но Майр не сдался, он сделал специальное приспособление, позволяющее отодвигать и приближать каплю к окуляру, и на следующий день повторил опыт. А потом пошёл в лавку папаши Михеля и купил самого дорогого французского вина. Сел перед перевёрнутым телескопом и стакан за стаканом выпил весь кувшин, не чувствуя ни вкуса, ни аромата дорогого вина. Эти маленькие животные были там. Капля воды просто кишела ими.

А на следующий день история с бутылкой французского вина повторилась. Ему пришло ещё одно письмо. Оно было от Иоганна Кеплера. Придворный астролог сообщал в скупых строчках, что ему пришло письмо из Московии от маркиза Пожарского. И что Иоганн воспользуется приглашением этого маркиза и поедет к нему в «варварскую» Московию.

Симон уже читал копию письма Пожарского и поэтому, отодвинув копию, которую прислал Кеплер, задумался. Всё же Иоганн был астроном, а не медик, что его могло заинтересовать в письме неизвестного маркиза? А потом Майр обратил внимание, что копия Кеплера значительно толще копии ван Бодля. Он взял её в руки и начал читать. Прочитав, он схватился за голову и пошёл снова к папаше Михелю. Письмо было не про мелких животных, а про астрономию.

На третий день Майр протрезвел и сел писать письма. Первое он написал в Антверпен ван Бодлю о том, что всё, написанное в письме маркиза, правда, и даже про кусок дерьма под ёлкой – и то правда. Симон проделал этот опыт со своей служанкой. Второе было Кеплеру в Линц, в котором он рассказывал про первое письмо и удачный опыт по обнаружению мелких животных. Третье письмо было к их общему с Кеплером учителю Михаэлю Мёстлину в Тюбингенский университет, здесь он просто приложил копию письма Кеплера и копию письма ван Бодля, от себя добавив лишь, что проверил и нашёл в капле воды мелких тварей. Четвёртое было в Брюгге его другу, фламандскому математику Симону Стивену, первому, кто определил зависимость приливов от Луны и составил точную таблицу высоты этих приливов в любом месте Земли. Стивену должно понравиться про силу притяжения между планетами.

Два дня ушло у Майра на это дело. А на третий он сел и задумался. Этот маркиз приглашал и его в неизвестно где находящееся Вершилово, приглашал, правда, через Кеплера, а не напрямую. Ну, может, просто адреса не знал. Ехать или нет? Он уже не молод, а путешествие обещает быть долгим и тяжёлым. А ещё через день, прихватив только смену белья и несколько книг, он, один, без семьи, отправился в Мюнхен, чтобы оттуда уже добираться до Линца. Жену и детей Майр пока не стал срывать с места. Только сказал, что если хорошо устроится,