Она, в свою очередь, просто подпишет соглашение, признав все его пункты. Затем Анна отправит письмо своему брату, предвосхищая любые сомнения, которые могут возникнуть у него в связи с «ущемлением ее чести». Ей следует заверить его в том, что ее достоинство не пострадало и они с королем Англии пришли к обоюдному согласию.

Соглашение сопровождала лаконичная ремарка Кромвеля: «Вашему королевскому величеству, безусловно, необходимо лично побеседовать по данному делу с членами суда и иностранными послами, а именно сообщить им следующее: „Вследствие внутреннего духовного убеждения в неугодности нашего союза Господу брак между мной и принцессой Клевской так и не завершился консумацией. Святой Дух, Дух истины и мудрости, во всей очевидности, ниспослал нам сие знание, и мы подчинились“».

Как точно, туманно и возвышенно. Но что, если возникнут вопросы? Должен ли король открыть свои сокровенные тайны перед народом? Что могут потребовать мои подданные и какие требования я обязан удовлетворить?

Нет, нельзя подписывать такое соглашение. Завтра утром надо будет еще раз обсудить все тонкости с Кромвелем.

В ту ночь я не смог уснуть. Бродя по кабинету (чтобы не будить спокойно посапывающего в опочивальне Калпепера), я поглядывал в окно на освещенные покои Кромвеля. Ходили слухи, что он никогда не спит, и теперь я убедился в их справедливости. Я вышел во двор и направился к его апартаментам. Большие астрономические часы надвратной башни пробили трижды, когда я толчком распахнул входную дверь и очутился в первой приемной. Здесь было темно, но в дальнем помещении мерцал свет. Я двинулся туда, словно бабочка, летящая на огонь.

Из кабинета донесся шум, похоже, Кромвель услышал мои шаги.

— Кто там? — спросил он дрожащим, изменившимся почти до неузнаваемости голосом.

— Король.

Из-за двери донеслись спешные шаги, и на пороге появился облаченный в шелковый ночной халат Кромвель. Он уставился на меня безумным взором.

— Я увидел, что вы бодрствуете, — проворчал я, — и прикинул, что ночью нас некому подслушивать. Хотел поговорить насчет того «заявления», которое я, по вашему мнению, должен сделать.

— Конечно. — Его взгляд заметался по сторонам. — Да-да.

Он отступил, приглашая меня войти.

На письменном столе горели две свечи. Он представлял собой странное сооружение, поскольку столешницей служила изъятая из закрытого монастыря массивная дверь, положенная вместо тумб на две резные капители. Очевидно, Крам испытывал особую радость, попирая локтями прах поверженных врагов во время своих ночных бдений.

— Откуда вы привезли эти обломки? — поинтересовался я, чтобы просто выиграть время.

Мне хотелось слегка осмотреться в кабинете Крама и выяснить, что его окружает. Я желал наконец понять, что же представляет собой Томас Кромвель.

— Из обители Святой Марии, ваша милость. Первого распущенного нами монастыря.

Он с любовью взглянул на трофеи.

— Памятные ценности, — кивнув, заметил я.

В дальнем углу высилась стопка книг. Какого рода наукам они посвящены? Жаль, что ереси не нужен зримый реквизит католицизма. Никаких статуй, четок или Преждеосвященных Святых Даров. Один лишь злой умысел в душе.

— Да. — Он уже овладел собой и приготовился к любым вопросам. — Что так обеспокоило вашу милость?

— Соглашение, касаемое принцессы Клевской. Не пойму пока, почему мне не хочется его подписывать.

— Какие пункты задели ваши чувства? Я могу внести исправления…

— Сам не пойму, какие именно… Но что-то в нем меня беспокоит.

На самом деле совесть мою беспокоило решение развестись со славной женщиной, чья вина лишь в том, что она не возбуждает меня.

— Не лучше ли вовсе отказаться от этой затеи! — оживленно предложил он. — Возможно, уколы совести подскажут вам иной путь, более справедливый!

Кромвеля воодушевляла малейшая надежда на сохранение состряпанного им брака. Но шансов у него не было.

— Нет, развод — единственный выход. Нашему королевству необходимы настоящая королева и новые наследники, если будет на то воля Всевышнего. Тогда легче будет жить и Эдуарду, не придется одному нести бремя преемника королевской власти.

Кромвель, как и следовало, согласно кивнул; хотя, вероятно, задумался о том, не восстановит ли очередная королева на троне те связи, которые он стремился разорвать.

Неожиданно развернувшись, я быстро подошел к его столу, чтобы взглянуть на разложенные там бумаги. С виду все они казались вполне невинными. Но кто знает? Они могли быть и зашифрованы — насколько я знал, Кромвель изобрел какие-то шифры. Для сокрытия своих планов?

Потом я позволил себе хорошенько рассмотреть его кабинет. Но при таком тусклом освещении углы оставались темными. Прищурившись, я заметил возле одной стены стеллаж, заполненный сосудами странных форм. Подчиняясь внезапному порыву, я взял одну из свечей и направился туда. За мной с явной тревогой последовал Кромвель.

Да, там стояли разнообразные склянки, флаконы и шкатулочки. Среди них были, очевидно, и древние раритеты, о чем свидетельствовало источенное червями дерево.

— Что это за коллекция? — спросил я, взяв один из экспонатов — округлый сосуд с укрепленной на петлях крышкой.

Внутри оказалась какая-то мазь. Я принюхался. На меня пахнуло жуткой мерзостью, подобное зловоние исходит от разлагающейся плоти.

— Я спросил, что это за сосуды? — повторил я.

Как он смел медлить с ответом?

— Я… Простите, это лекарственные снадобья из монастырских лечебниц, — наконец выдавил Крам. — У вас в руках склянка с мазью, снимающей сердечные приступы… Вы помните, что случилось с Карью в пещере?..

Карью… М-да. К сожалению, его сердце перестало биться из-за его предательства, а не из-за болезни. Но мазь наверняка пригодилась бы другим больным!

— А сохранила ли она целительную силу?

— Вполне! Она спасла уже много жизней; монахи того аббатства славились лекарским искусством.

— Почему же тогда вы не поделились ими с нашими придворными лекарями?

— К чему прославлять монахов, которые изобрели столь полезные лекарства? Нет, я предпочитаю…

— Вы предпочитаете прятать эти средства у себя! Пусть люди умирают, лишь бы не возносили благодарности монахам!

— Но необходимо подорвать доверие к ним! — возразил он.

— Кому необходимо, Кромвель? — укоризненно спросил я.

Пробили часы на башне. Значит, я провел здесь полчаса. Сделав вид, что прислушиваюсь к их бою, я подошел к подоконнику, заваленному таинственными книгами.

— Как интересно, — пробормотал я, открывая оконную раму.

Выглянув во двор, я вполне естественно оперся левой рукой на подоконник, а правой…