Он, видно, решил, что я буду недоволен, не обнаружив в его хозяйстве совершенной «розы Тюдоров», как на резных гербовых украшениях, где лепестки снаружи красные, а внутри белые.

— Но вот из такой розы, — я показал на цветок с желтоватой сердцевиной, — вы смогли бы вывести желтый сорт?

— Я пытаюсь, — пожав плечами, сказал он. — Уже почти десять лет. Но почему-то на наружной стороне лепестков упорно появляется краснота! Однажды я подумал, что добился успеха. Могу показать вам. Я сохранил те цветы. Они желтые с еле заметными красными прожилками на кончиках. Но на следующий год эта роза опять выдала красный цвет! — огорченно воскликнул он.

Старик поковылял к крытому соломой садовому домику, притулившемуся у стены в уголке цветника. Вскоре он вернулся с листом пергамента, на котором лежал плоский засушенный цветок.

— Вот она, моя желтая роза, — с унылым видом произнес он.

Действительно, она была почти золотой. Какая жалость!

— Да, — посочувствовал я, — вы почти достигли задуманной цели. Можно мне взглянуть на ваше хозяйство?

Он кивнул.

На столах в садовом домике за рядами горшков были разложены черенки растений. Множество отводков и саженцев у старого садовника соперничало с ворохом государственных бумаг, требующих моего внимания. В этой хижине он был монархом, а я — всего лишь любопытным простаком и просителем.

— А как насчет розы без шипов? — вдруг спросил я. — Если можно добиться изменения цвета, то, наверное, не стоит труда вывести сорта с разными стеблями, цветоножками, листьями и прочими частями растения, в том числе шипами?

— Как же без шипов, ваша милость, — сказал он, помотав головой, — эдак растение останется без защиты. Они бывают зелеными или буроватыми, острыми или тупыми, но, по моему опыту, появляются на стебле всегда.

— А как вы думаете, можно вырастить цветок с крошечными безопасными шипами?

— Не знаю, никогда не пробовал.

Ах, до чего же тупы простолюдины. Хотя тугодумие служит им своеобразным щитом.

— В общем, попытайтесь! — сказал я. — Я щедро отблагодарю вас за выведение сорта без острых шипов.

Я подошел к нему ближе и поймал его озабоченный взгляд.

— Это очень важно для меня, — прибавил я, — мне нужна ваша помощь!

— Я постараюсь, ваше величество.

— Много ли времени может для этого понадобиться?

— Я не знаю, — сразу встревожившись, растерянно ответил он. — Это уж как Господь пожелает. Вот я уж думал, что вывел желтую розу… — он опять кивнул на засушенный цветок, — но на будущий год она вновь покраснела.

— Понятно-понятно, — бросил я, рассеянно оглядываясь вокруг.

— К тому же у нас долгие зимы. И нам не остается ничего другого, как только ждать весны.

Зима… Ожидание… Ох как это знакомо.

— Делайте все возможное, — сказал я. — Человеческие старания в конечном счете всегда дают хорошие плоды.

Я покинул хижину садовника и вышел в залитый солнцем розарий. Должно быть, Брэндон уже в Ричмонде и Анна читает мои предложения…

— А пока возьмите вот это, — сказал садовник, догоняя меня, и вручил мне глиняный горшочек с небольшим цветком.

Благодаря опыту старика и хорошо удобренной почве бутон уже начал открываться. Коснувшись стебля, я склонил голову, чтобы вдохнуть нежный цветочный аромат. Но в нос мне бросилась омерзительная вонь. От моих пальцев все еще несло найденной у Кромвеля мазью, несмотря на тщательное мытье рук и на довольно продолжительное время, прошедшее после ночи.

Вздрогнув от отвращения, я резко отдернул руку, непроизвольно разжал пальцы, и выпавший из них горшочек разбился.

Ах! Как же я неловок…

Старик, конечно, обиделся. Опустившись на колени, он начал собирать черепки. Но он все-таки выведет для меня розу без шипов. Он должен. Ведь ему приказал сам король.

— Простите меня, — сказал я. — Это досадная случайность.

Вытирая руки носовым платком, я быстро удалился.

Жуткий запах. Зловоние кромвелевской подлости. Он осквернил даже этот день. Вернувшись в покои, откуда мне так хотелось вырваться на волю, я приказал вызвать Калпепера. Его не смогли отыскать. Что ж, дам поручение пажу. Я должен немедленно встретиться с Кранмером и рассказать ему о том, что произошло нынче ночью. Розы были забыты.

Как сообщил паж, Кранмер не поехал в Ламбет после заседания Тайного совета. Сейчас он проводил с прелатами заседание, где обсуждались мое заявление и прочие вопросы, связанные с теологией и библейскими переводами. Когда я ворвался в дверь, Кранмер сидел за полированным дубовым столом в окружении сведущих церковников. Представляю удивление благочестивого собрания! Перед почтенными отцами лежали все имеющиеся в наличии английские переводы Писания: Достопочтенного Беды[19], склонного к ереси Уиклифа и Тиндейла, а также Ковердейла и Мэтьюса[20]. Священные откровения Господа выворачивались тут, как преступник на дыбе.

Я решительно прошел по залу, сделав почтительный жест в сторону священных книг. Прелаты повскакивали из-за стола, от растерянности рассыпав лежавшие на коленях свитки.

— Господа, мне приятно видеть, что даже в такой чудесный июньский день вы усердно трудитесь над Словом Божьим. Господь, несомненно, вознаградит вас небесным блаженством, — с улыбкой произнес я.

Моя улыбка не нашла отклика. Святые отцы боялись, что я явился с проверкой.

— К сожалению, мне необходимо ненадолго лишить вас общества архиепископа Кентерберийского, — продолжил я, призывно протягивая руку к Кранмеру. — Но я обещаю скоро вернуть его вам.

— Продолжайте работу, — распорядился Кранмер. — Пожалуйста, постарайтесь подобрать как можно больше синонимов для слова «ангел» в главах о Воскресении. Я буду вам весьма признателен.

По-прежнему никто не улыбался.

— Пойдемте, Томас, — тихо сказал я, кладя руку ему на плечо.

Когда мы вышли из зала и свернули в ближайший коридор, я остановился и отпустил его.

— Простите за внезапное вторжение, — извинился я, — но необходимо срочно разобраться в крайне серьезных делах.

Кранмер в ответ лишь помотал головой, словно внезапно разбуженный человек, пытающийся стряхнуть остатки сна.

Мы пришли в мою укромную малую гостиную, где можно было поговорить со всей откровенностью, не опасаясь чужих ушей. Да, как же хорошо знакомо мне это убежище со стенами, обшитыми дубовыми панелями, в мою память врезались все их прожилки и неровности! С каким удовольствием я обсуждал бы дела в более уютном месте… но лишь сюда не могли добраться шпионы Крама.