– Эй, сотри алую помаду. Моей невесте нельзя провоцировать других парней.

– Мне только тринадцать исполнилось в декабре, – сказала Верочка.

– Джульетта была на год старше. Но мы же не собираемся пока жениться! Храни себя для меня до твоих восемнадцати. Приеду и тут же проверю твою девственность!

Эрос шутил пошло. Его Ангел поморщился в сотый раз, когда слышал его скетчи. Но тон его был таким воркующим, что умница Вера решила не анализировать слова. Они звучали музыкой для нее. И не важно, что Эрос произносил их сто раз своим поклонницам из числа малолеток. На этот раз он был как никогда искренним.

Веселье еще не началось, когда приехали опоздавшие – Лиля и ее выводок вместе с мокроголовым Эросом.

Пока Клода поздравляли Ирэн и Питер.

Они развернули стенгазету с наклеенными на ватман всеми статьями о Клоде и его интервью, опубликованными всеми журналистами за всю его жизнь. И на почетном месте была обложка журнала с Клодом и Софьей на ней.

Стенгазета заняла всю стену кафе и еще загибалась по краям на другие стены.

– Мы поздравляем тебя, Клод, – сказал Питер, растроганно шмыгнув носом в микрофон, – с твоей живописной жизнью. Ты и твоя семья буквально не сходили со страниц газет и журналов (вклеивать на ватман кассеты, диски, флешки и иные носители с видео мы не стали). Но и на экранах ты занял много места.

– Ты – победитель, – поддержала прочувствованно мужа Ирэн, – в спорте, в любви, в метании стрел Купидона, в медиапространстве. Ты даже видел Ангелов! И теперь мы желаем тебе тихого счастья, радости жизни, чтобы никакая сенсация больше не разрушила твою жизнь.

– Со стороны журналистки такие слова сами по себе подарок, – рассмеялся Клод и прошел вдоль ленты из ватмана от друга до подруги и обнял обоих.

Ангел Клода сказал Ангелам его друзей:

– Смотрите, фактически, они сделали ленту его судьбы!

– И правда. Останется к ней прилепить к концу всего четыре неосвященных (пока)года, которые Клоду осталось прожить, – с грустью добавил Ангел. Его можно было понять. С таким подопечным расставаться будет трудно. Дадут какого-нибудь зануду потом.

– Зато там они встретятся с Софьей, – Ангел Софии воздел очи к небу.

– Да, таков замысел Абсолюта. Лишь бы какой-нибудь гад типа ревнивого Гии не вмешался и не отправил Клода на небо раньше Софьи. Он ведь тогда может в кого-нибудь нырнуть, чтобы остаться. И что потом делать?

Между поздравлениями делались перерывы на дегустацию все новых блюд и на танцы гостей. Эрос не выпускал из объятий Веру. Она танцевать не ушла вообще, поэтому он нес ее над полом, не опуская на паркет в танцевальных па. Оба хохотали при каждом заносе маленького тела в сторону от траектории по воздуху.

Софья всюду выглядывала Фреда. Он обещал приехать, но праздник был в разгаре, а его все нет. Наконец он ворвался в форме курсанта – она очень его красила и взрослила – и облобызал Соню раньше, чем отца.

Клода в сердце кольнула ревность. Он любил их обоих. Но Софья… она уже та и не та. Она будет любить не его тело! Это было больно. Но он взял себя в руки, когда сын его обнял и шепнул.

– Я сделал тест ДНК. Я не твой сын. Но ты мне больше, чем отец. Ты – мое все. И теперь станешь тестем. Я собираюсь обручиться с ней. Поскольку четыре года не смогу никого из вас видеть. Но хочу, что б ты знал, – я всегда любил вас обоих и буду любить, пока жив. Впрочем, и после смерти тоже – как ты маму.

Клод судорожно выдохнул в спину высоченного сына свою горечь и ревность. Отстранился от него, грустно улыбаясь.

– Мы шутили когда-то с Софьей в прошлой ее жизни, что ты станешь моим конкурентом в любви к ней лет через двадцать. Но ты стал раньше… Иди, поешь, потанцуй с суженой. Я вас благословляю. Я ведь давно сделал тест ДНК. И все были в курсе, что ты зачат не мной. Но ты поселился в сердце. И не было дня, чтобы я считал тебя чужим.

– Мой проект приняли к исполнению в Академии. И мне придется исчезнуть оттуда – вскоре меня якобы отчислят и перевезут на секретный полигон. Поэтому мы с тобой и остальными не будем видеться. Но никому ничего не рассказывай.

– Понял, – Клод быстро справился с изумлением и еще одним ударом под дых.

– Вот уж действительно – вечер сюрпризов, – громко сказал он гостям.

– Фред сбежал в самоволку! И теперь не знает, чем ему аукнется сегодняшний вечер. – Леон набросился на брата сзади и повис на плечах.

– Недрейфь, брат! Лучше быть плохим курсантом, чем плохим сыном. Отмажем тебя, вступимся, – пообещал Роберт.

– Справимся, – сообщила ему и Вера.

– И жизни не жалко за такого отца, не то что посидеть на гауптвахте, – с теплой грустью сказал Дин Рид. – Нам ты, Клод, жизнь не дал, но вернул, – емко сказал Эрос, чокаясь с Верой, а потом с Клодом, Софи, Дином Ридом.

Тут микрофон у них перехватил бывший квадратный мальчик, который стал более-менее прямоугольным, а уже не квадратным – Мартин Брот.

– А я хочу сказать Клоду, что все, что мы делаем и будем делать, – только для того, чтобы хоть приблизиться к тому идеалу человека и джентльмена, которым Клод стал к своим сорока годам.

Подойдя сзади и потянув голову Клода вниз за ухо, Настя прошептала:

– А я хочу подарить тебе секс этой ночью. Я знаю, знаю, что мы не должны. Но я тебе себя дарю, а не продаю в жены. Софья ничего не узнает. Никогда.

Клод обернулся и посмотрел в ее горящие неистовым желанием глаза, она была словно в религиозном экстазе. Клоду передалась ее страсть. Он весь вспыхнул.

– Пожалуй, пора разрушить образ святого, которым меня все воображают. А я хочуснова с тобой записать звуки страсти для новой музыки без рэпа.

– Запишем. И не раз, – глаза ее переливались в свете огней, которые уже зажглись для номера в исполнении воспитанников. Имя юбиляра, выложенное в воздухе телами парней, которых сам он научил гимнастике.

А после этого (как раз уже стемнело, как следует), размотав, опустили большой белый экран и запустили с проектора фильм об истории любви Клода и Софьи.

Его смотрели стоя все почти два часа. И плакали, не стесняясь.

Настя стояла, обняв Клода за талию на глазах у дочери. Но все, кто видел это произведение под музыку Гии, не могли чувствовать ничего, кроме заражения любовью, омовения ею. Соня оказалась в кольце рук Фреда. А Вера прижалась к Эросу.

Роберт с Робертой держались за руки.

Клод был так… измучен. Он вначале почувствовал восторг и опьянение, потом горечь и горе, потом у него было похмелье от горько-сладкого коктейля чувств. И ощущение неизбывного несчастья нахлынуло после последних кадров. Будто он снова все пережил и снова потерял.

Голова болела и сердце бухало неровно. И при этом он был счастлив. Его любимую оживили на два часа, возродили в прежнем теле. Которое он любил, чего греха таить, больше, чем ее душу, в те времена, когда у него был выбор…