А сейчас он рассматривал прибор, именуемый, как выяснилось из надписи на шильдике, диатермокоагулятором высокочастотным хирургическим. По внешнему виду судить о назначении прибора было трудно – диатермокоагулирует, надо полагать, а вот что такое, едва ли знает даже Барби…

И тут она, легка на помине, заявилась в медицинский блок.

Ожидаемый взрыв возмущения не грянул, Барби словно бы и не заметила нарушения режима: кивнула машинально головой, нырнула в изолятор с каким-то свертком в руках, тут же выплыла обратно, – уже без свертка.

И только сейчас обнаружила, что больной занимается делами, явно противоречащими статусу пациента.

– А ты что тут делаешь? Марш на место!

– В чем проблема? Главврач идет с обходом?

– Шутки шутишь… Значит, поправился. После обеда проведу комплексную диагностику.

– И на выписку?

– Может быть… Не спеши, до обеда еще дожить надо. Таблетки все вечером принял?

– Так точно, госпожа доктор! – отрапортовал Игорь, от души надеясь, что Барби не догадается провести сейчас немудреную процедуру измерения температуры.

Что у него сильный жар, Игорь чувствовал без всяких термометров. Без сомнения, среди отправившихся в утилизатор капсул была и жаропонижающая, – но поди, отличи её от прочих…

– Ну ладно, ты ложись, не разгуливай тут… – с этим напутствием Барби выплыла из медблока.

Игорь и в самом деле отправился в изолятор, силы прибывали на глазах, но уставал он все-таки быстро. Заблокировал дверь – в штатном режиме запиралась она только снаружи, пришлось на скорую руку смастерить простейшее приспособление, действовавшее на манер швабры, засунутой в ручку двери, – примитив, но спалось с ним куда спокойнее.

Стоило бы сделать такое же и для люка, ведущего в медблок. Но теперь уже смысла нет, Игорь чувствовал, что самое большее через сутки наберется сил достаточно, чтобы покинуть опостылевшую клетку. И плевать на возражения Барби; может, ей за счастье тут кого-нибудь лечить, может, воображает себя настоящим доктором…

С этими мыслями он медленно погружался в дремоту, но окончательно не уснул: вроде как услышал негромкий стук в переборку. Открыл глаза, полежал, не понимая – наяву или же в наползавшем сне прозвучал этот звук. Стук повторился.

И кто бы это мог быть? Посетителей Барби не пускала к Игорю категорически, самым простым способом: никому не сообщала код, блокирующий люк медотсека. Однако же кто-то туда вошел и теперь желает попасть в изолятор. Не Барби, та в последнее время пользуется особым условным стуком…

Игорь приблизился к люку, нажал кнопку переговорного устройства. И произнес сакраментальную фразу:

– Кто там?

Глупо делать вид, что его здесь нет. Если личность визитера не покажется стопроцентно безопасной, можно попросту не отпирать.

– Я, Константин! Отопри!

Голос действительно его, чуть искаженный динамиком. В общем, стоило ожидать, кто окажется первым посетителем… Именно Орлову должна была Барби доверить код от медблока, учитывая рассказ Игоря, поведанный не то под действием препаратов, не то травматической логореи…

– Ты один?

– Один, один, отпирай!

Игорь вынул свою «швабру», крутанул штурвальчик люка.

– Где она? – спросил Константин, едва оказался в изоляторе. Тон был резкий, неприязненный.

– Кто «она»? Барби? Тебе видней, я тут си…

– При чем тут Барби?! – перебил Орлов на полуслове, он уже почти кричал. – Камера где, которую ты попросил ее принести? Нашел кому довериться, идиот… Тут же разболтала на всю кают-компанию. Ты хоть понимаешь, что сделал?! У куколки-то мозгов не хватит, чтобы раскумекать, что к чему, но есть у нас и кое-кто поумнее… Догадываешься, кто? Или объяснить?

Судя по издевке, звучавшей в последнем вопросе, был он риторическим. Но Игорь и в самом деле не отказался бы от объяснений, поскольку ничего не понял в обвинениях Константина.

– Постой, постой… – сказал он негромко и спокойно, преднамеренно снижая накал разговора. – Давай считать, что у меня амнезия от удара по черепушке. Провал в памяти. Темное пятно. Начнем с начала и с подробностями: что за камера?

– Не хочешь по-хорошему… – неприязненно констатировал Орлов.

Его быстрое движение Игорь толком разглядеть не сумел; почувствовал резкую боль в заломленной руке, почувствовал, как его выволакивают из койки, а затем из медизолятора. Он взвыл, он заверещал подстреленным зайцем, и тут же смолк, – боль исчезла, Игорь понял, что куда-то летит, увидел быстро приближающийся белый шкаф (ультразвуковой стерилизатор, как он сам недавно выяснил при детальном осмотре), увидел в последний момент, не успевая избежать столкновения или хотя бы выставить вперед руку, прикрыть голову… Успел лишь подумать, что сейчас будет больно, – и не ошибся.

– Где камера? – не отставал Константин.

Игорь повернулся, увидел – Орлов стоит в центре операционной, почти нормально стоит, почти как на Земле – но опираясь спиной о шкаф с инструментами и держась за него одной рукой. А в другой… в другой руке Константин сжимал пистолет.

Игорь завороженно смотрел на оружие. Небольшой пистолет, и какой-то… неправильный. Похож на детскую игрушку из пластмассы, и в то же время не оставляет сомнений: настоящий, сделан, чтобы убивать… Словно дежа-вю, вспомнился кошмар с участием капитана Жмурина, очень реальный кошмар, в котором участвовало чем-то похожее оружие, – может, и сейчас всё привиделось? А он, Игорь, тихо и мирно спит в изоляторе… Он поднял руку, коснулся головы – там набухала болезненная шишка. Очень болезненная…

Не сон… Все наяву.

– Говори! Пристрелю ведь!

Пристрелит… Как только поймет, что Игорь и в самом деле не понимает, чего от него добиваются, – пристрелит. А если бы вдруг понял, если бы вдруг отдал эту не пойми какую камеру, – результат был бы тот же: пуля в голову. Теперь у Орлова пути назад нет.

– В Зою Космодемьянскую решил поиграть, – по-своему истолковал Константин раздумья Игоря. – В партизана на допросе. А если я тебя не сразу прикончу? Если по кусочку отрезать начну?

– Барби… – начал было Игорь, но Орлов не дал закончить:

– Куколка в душевой. Только что отправилась. А как долго она намывает свои прелести, всем известно. Хотя они того стоят… Ну так что, займемся ампутацией без наркоза? Или сам отдашь?

– Буду кричать…

– Кричи, – разрешил Константин равнодушно. – Надрывайся. Вчера Стас Марата лупцевал, тот орал, словно его не били, а кастрировали. Так хоть бы кто нос из каюты высунул. Ты тут сидишь и не представляешь, что у нас творится.

И тут Игоря осенило. Сверток! Сверток, который Барби оставила в изоляторе. По размерам очень похож на переносную камеру – ту самую, которой велась съемка места преступления. Но что за интрига вокруг неё закручена?