Доктор не был женат – и, невзирая на странное обращение, крик его адресовался мне, а отнюдь не выходящей из бессознательного состояния пациентке.

Дело в том, что сотрудников налоговой службы он ненавидел люто, еще с тех времен, когда трудился начмедом, – именно они начали раскручивать дело, завершившееся столь печально для доктора. Имелась у Литвинаса присказка, которую я хорошо знал: «Волка кормят ноги, а казну – налоги». И еще одну он любил повторять: «Когда ко мне приходит налоговый инспектор, мне хочется сначала выстрелить, а потом уж узнавать, зачем он явился».

Намек понят, герр эскулап.

Теперь Игорь чувствовал себя гораздо лучше – не сравнить с тем полутрупом, что совершил меньше суток назад путешествие по безлюдной «Немезиде». Жар и учащенное сердцебиение оставались, но руки и ноги действовали на два порядка лучше, ушли внезапные приступы дурноты, и сейчас ночной вояж показался бы детской прогулкой, а тогда пришлось тяжко, пару раз он был на грани того, чтобы потерять сознание…

А самое главное – все впустую. Убийца так и остался нераскрытым.

…Съемочная аппаратура работала, исправно записывая присходящее – вся, кроме одной камеры, висевшей в коридоре. Именно здесь, очевидно, Стас и Антон столкнулись с убийцей, и одна из пуль угодила прямо в объектив. Игорь удивился: небольшая аккуратная дырочка, никакого сравнения с обезображенной головой Насти Чистовой.

Остальные камеры оказались исправны, и наверняка зафиксировали убийцу, с оружием в руке метавшегося по «Немезиде». Но их чипы памяти сохраняли лишь последние двадцать минут записи… А еще показалось – может, и вправду показалось – что не так давно чипы извлекали, а потом вернули на место.

Игорь отправился в операторскую, с тамошнего терминала вошел в бортовой компьютер, и…

Записи о трех с половиной часах вечера 13 июня отсутствовали. Не были стерты, упоминание об этом осталось бы, – просто отсутствовали. Убийца не стал ломать голову над паролем, кодом доступа и еще одним паролем. Даже не стал разбираться, как выключить камеры, – эта его команда тоже бы сохранилась. Поступил гораздо проще – расстыковал один-единственный разъем: съемка продолжалась, но результаты ее в памяти компьютера не фиксировались, равно как и в резервном хранилище информации…

Обескураженный Игорь кое-как добрался в рубку связи, протестировал тамошнюю аппаратуру. Барби и остальные зря не поверили компетентности Константина – уж стандартные тесты тот сумел провести. Игорь их повторил, и получил аналогичный результат: вся аппаратура исправна, просто Земля не выходит на связь.

Конечно же, такого быть не могло. Игорь заподозрил, что и здесь убийца применил какой-то немудреный прием вроде отстыкованного разъема… Но для детальной проверки не было ни сил, ни времени. Да и голову занимал совсем другой вопрос. Всё тот же тягостный неразрешимый вопрос: кто убийца?

Игорь уверился, что ночью получит на него ответ, но жестоко просчитался, и все вернулось к исходной точке: тринадцать человек – двенадцать чистых и один нечистый, прямо как у Христа с его апостолами…

Но кто же Иуда? Кто?

Лучше пороть, чем быть поротым.

С. Кинг, «Оно»

Литвинас был в дикой панике, это ясно. В такой, что плюнул на всегдашнюю свою осторожность, на въевшийся страх перед тюрьмой, – и готов на всё, даже на пару криминальных трупов в собственном доме, лишь бы избавиться от пришельцев.

Но я не спешил начать пальбу. Начав ее, остановиться трудно… Хотелось понять обстановку. С чем и с кем довелось столкнуться? Если Литвинас кому-то что-то не то отрезал или пришил, это один расклад. Если же сладкая парочка явилась по мою душу, то… То почему вдвоем? Конечно, в «пежо» могло оставаться подкрепление – человека два, много три. Словно сутенера пришли брать, тьфу…

Возможно, все-таки недовольные клиенты доктора. Или довольные – есть на свете неблагодарные граждане, имеющие обыкновение устранять врачей, видевших их лицо и до, и после пластической операции.

Сомнений не вызывало одно: против собаки пришельцы применили ультразвук – сразу, с порога. А эскулапу, скорее всего, продемонстрировали нечто стреляющее или колюще-режущее, напугав до полусмерти.

Осторожно сместившись, я посмотрел на большое зеркало, висевшее на лестничной площадке. Увидел: доктор и его гости по-прежнему остаются неподалеку от входной двери; в руке у одного визитера – у того, что в костюме – и в самом деле пистолет, направленный на Литвинаса. У другого, что предпочитал более свободный стиль в одежде, – небольшой прибор загадочного назначения. Не иначе как именно с его помощью нейтрализовали Блонди.

Но отчего они замешкались? Ждут-таки подмогу из машины?

Угадал… Массивная входная дверь вновь распахнулась, и…

О, какой сюрприз! Какая долгожданная встреча!

…и на пороге возник мистер Пастушенко собственной персоной.

План действий сложился мгновенно. Первая пуля – в голову костюмоносцу, нечего размахивать тут оружием. Вторая – обладателю замшевой курточки. Третья – старине Пастушенко, аккуратно, в конечность… Вы хотели стрельбы, герр эскулап? Вы хотели трупов? У нас таки есть, что вам предложить!

Первый пункт плана я успел выполнить. Но только его… А затем понял, отчего Пастушенко заявился сюда всего лишь с двумя подручными. И, как это часто случается с пониманием многих важных вещей, – понял слишком поздно.

Прибор в руке «замшевого» оказался не генератором ультразвука. Вернее, не одним лишь генератором. Но заодно и импульсным парализатором – какой-то неизвестной мне модели, повышенной мощности и радиуса действия.

Я смотрел на свою застывшую руку с «горчичником», казалось, целую вечность, – безуспешно пытаясь шевельнуть хотя бы пальцем, лежащим на спусковом крючке. А потом вечность неожиданно кончилась, и пластиковый псевдопаркет доктора Литвинаса полетел навстречу моему лицу.

Рот доктора был приоткрыт, из угла его ползла, пересекая щеку, густая и вязкая капля крови, а в глазах Литвинаса застыло бесконечное удивление. Словно он никак не мог взять в толк: да как же это меня, такого изворотливого и хитрого, да еще обладающего таким мужественным лицом, физиономией настоящего мачо, – взяли и так вот запросто пристрелили?

А вот так и пристрелили. Не задумываясь. Точно так же пристрелят и меня, причем очень скоро.

Пастушенко и замшевого господина я не видел – не позаботились они положить меня на полу, рядом с доктором, так, чтобы угодить в мое поле зрения. А голову повернуть я не мог, мускулы шеи не отошли от парализующего шока.