По правде говоря, это был момент истины в полном смысле этого слова. Ведь, что бы она кому ни говорила, в чем бы себя ни пыталась убедить, всегда оставалась надежда, что все как-нибудь устроится. Был даже момент – вчера, сегодня с утра, когда Герда поддалась слабости и начала настраивать себя на мирный исход. Все-таки с Иваном ее связывала если уж не любовь, то что-то сильно на нее похожее. Не зря же она тогда так психанула. Но письмо ее разочаровало. Иван писал ей о своей любви, это так. Он снова и снова просил у нее прощения за то, в чем, как он сам полагал, был невиновен. Даже в жены позвал, но как-то неопределенно, типа когда-нибудь, как-нибудь, божьим промыслом… И Герда знала, почему так, а не иначе. Прочла между строк, увидела в самих словах. Все потому же, почему он тогда женился не на ней, а на Шарлотте.

Власть – это не только привилегии, – ей ли не знать, – но и огромная ответственность. Человек во власти себе не принадлежит, тем более когда за троном стоят бояре, кровно радеющие о традициях и порядке. А с точки зрения традиции Герда была гулящей девкой, прижившей детей не от мужа, а от любовника. И не важно, что именно этих детей они все так страстно мечтают заполучить. Она для них все равно не подходит. Не люба им своей силой, уверенностью в себе, своей самостоятельностью.

Возможно, и даже скорее всего, Иван верит, что все-таки сможет все сделать по-своему. Но Герда, прочтя письмо, ему не поверила. В послании Ивана не было никаких гарантий безопасности ни для нее, ни для Дарьи. Не было даже ясно выраженного обещания жениться на ней при любых условиях и в любых обстоятельствах. Там не было и многого другого, что ожидала бы увидеть Герда в такого рода письме. Во всем, что касалось ее самой, в послании Ивана не было никакой определенности, никаких четко выраженных намерений. Зато, когда речь заходила о детях, тон письма менялся. В нем появлялась конкретика, намерения становились кристально ясными, а обещания – более чем уверенными. Но главное, сам Иван, похоже, об этом не задумывался. Он был искренен в своем неведении греха, вот в чем дело.

Герда не разозлилась и не обиделась. Она молча признала, что снова ошиблась. Жизнь раз за разом учила ее, что верить нельзя никому, ни плохим, ни хорошим. Надеяться можно только на себя, и только себе можно доверять.

«И еще надо бы отучиться питать иллюзии…»

– Дарья, – повернулась она к сестре Ивана, – будь любезна, приведи сюда детей. Хочу показать их князю и боярам. Но сначала пришли сюда арбалетчиков…

Она действительно показала детей посланцам Ивана. Хотела, чтобы увидели, насколько они красивы и умны. Знала, как больно будет Ивану, когда, выслушав их отчет, он поймет, что во всем виноват он сам. Она хотела заставить его страдать и сделала то, что считала правильным.

– Князь, – обратилась она к Друцкому, – скажи Ивану, что он свое счастье променял… даже не скажу, что знаю, на что. На что-то. Но вот в чем он ошибся. Он прислал тебя ко мне не с теми дарами. Знаешь, о чем говорю?

– Ты, верно, по-другому говорила бы с нами, если бы я привез тебе головы Романа и Глеба.

– Ну, видишь, князь, – зло усмехнулась Герда, – ты это знаешь, я это знаю, а он? Не знает, не понимает или не умеет понять? Глеб совершил на меня два покушения, а Роман убил его отца и старшего брата, хотел убить и меня… Он должен был прежде всего дать гарантии безопасности, и не только мне, но и боярыне Полоцкой. Решить раз и навсегда вопрос с ее свекром… Ты ведь расскажешь ему о ворах, которых послал Кротов? И еще, он ведь вдовец. Мог бы дать тебе право жениться на мне от его имени, скажешь нет? Прислать мне брачный договор, оговорив мое право не становиться теремной княгиней. Много чего мог, но ничего не сделал. И это не тот Иван, который когда-то в Эриноре сделал мне предложение. И не тот Иван, который привел меня к отцу, объявив невестой. Что-то с ним случилось во время переворота, и мне не нравится тот человек, каким он стал. Поэтому передай ему, что более может не стараться. Замуж я за него не пойду, даже если он бросит к моим ногам всю Гардарику. И дети эти не его. Они мои и только мои!

2

1694 год

Для городского совета Логлоры появление армии Берта дела Магре явилось неприятной неожиданностью. И не удивительно. Слишком быстрые переходы делали наемники, выбирая при этом не самые очевидные пути. Слишком хорошо умели скрывать свое присутствие на местности. А еще с ними шли несколько первоклассных колдунов, умело «отводивших глаза» даже самым опытным разведчикам. Так и вышло, что однажды ясным летним утром обыватели проснулись, а город-то уже захвачен солдатами графа ди Гравина. Впрочем, как вскоре выяснилось, пугаться было нечего: эта армия оказалась на редкость дисциплинированной, и, если маршал приказал не чинить насилия, все так и происходило. Ни грабежей, ни изнасилований, ни пьяных драк. И, что любопытно, никаких требований контрибуции.

– Город и его жители не пострадают, – сказала Герда мэру Логлора, вышедшему встречать ее на ратушную площадь. – Напротив, любезный, мы заплатим за постой и провиант, не говоря уже о том, сколько заработают на нашем здесь пребывании ваши трактиры и публичные дома. И не волнуйтесь, уважаемый, наши патрули будут следить за тем, чтобы никто не перепил и не учинил по пьяному делу никаких безобразий.

Она, и в самом деле, не имела ни причин, ни желания разорять этот город. Придя сюда, Герда преследовала совсем другие цели. Она приехала поквитаться с Коллегиумом, но Коллегиум существует сам по себе и прямого отношения к Логлору не имеет. Пусть так все и остается.

– Надеюсь, это не займет много времени, – улыбнулась она маршалу. – Встретимся вечером, и, если все пройдет гладко, я проставляюсь.

– Мы проставляемся, – поправил ее Берт, – и никуда я тебя одну не отпущу. Без обид!

Вот это в нем ей нравилось больше всего. Буквально с первой встречи маршал взял в отношениях с ней верную ноту. Не лебезил и не заискивал, но при этом уважал ее право принимать решения и распоряжаться собственной жизнью. Вел себя с Гердой, как настоящий мужчина, но даже не пытался изображать из себя господина. Гордый, независимый, но сумевший принять – и не только проформы ради – ее старшинство. В главном, а не в мелочах, оставаясь во всем остальном равным партнером.

– Спасибо, Берт!

– К твоим услугам, принцесса!

– Тогда готовь отряд, а я должна встретиться с одним хорошим человеком…

И то правда, приехать в Логлор и не зайти к женщине, которая одна пришла ей на помощь в годину бедствий, Герда не могла. Поэтому перед тем как «подвести баланс» в своих непростых отношениях с логлорским Коллегиумом, Герда отправилась на постоялый двор, в котором проработала без малого полгода. И Ольгу Грох, что не странно, она нашла на прежнем месте, в трактире, расположенном недалеко от городских ворот.

– Здравствуй, Ольга! – Герда покинула седло и подошла к трактирщице, вышедшей из ворот своего постоялого двора навстречу знатным гостям. – И нечего мне тут кланяться! Еще чего надумала!

По-видимому, Ольгу удивили не только слова женщины, одетой в сталь и кожу, но с золотой диадемой на голове. Интонация – вот что привлекло ее внимание. Настроение и едва угадываемый подтекст. Трактирщица удивилась, подняла голову, всмотрелась в лицо Герды.