Он не нашел Мэтью ни на первой смотровой площадке, ни на второй, ни на третьей. Там были только старики с собаками и болтливые туристы, которые просили Диклана их сфоткать.

Прогулка вдоль канала оказывается такой долгой, когда ищешь брата, которого нужно перехватить где-то по пути. В прошлый раз Диклану пришлось идти почти час, прежде чем он обнаружил Мэтью. Сегодня у него не было времени. Работа, возможно, пошла псу под хвост, но у Диклана еще был шанс встретиться с консультантом, а потом отправиться в галерею.

– Вы не могли бы нас сфотографировать? – с акцентом попросила какая-то женщина.

– Нет, – ответил Диклан. – Я ищу брата.

У нее сразу сделался заботливый вид.

– У вас есть фото?

– Да.

– Симпатичный мальчик, – заметил ее спутник.

– Я его видела, – сказала другая женщина. – На площадке номер один. Номер один. Он смотрел на водопад. Там так красиво. Теперь вы можете нас сфотографировать?

Он сфотографировал. И вернулся на первую смотровую площадку. Мэтью по-прежнему не было там – никого не было. Диклан постоял, опираясь на перила. Он написал консультанту, что вновь придется перенести встречу. Перенос встречи – это нехорошо; он привлекал к себе внимание. Водопады ревели. Шуршала сухая листва. С тропы доносились голоса. Диклан съел три таблетки от желудка. И попытался убедить себя. Как студент и молодой специалист он не добился успеха, подумал Диклан, зато, по крайней мере, Ронан дожил до очередного дня рождения. А через месяц он дотащит до восемнадцатилетия Мэтью. Все братья Линч достигнут взрослого возраста. Разумеется, это чего-то стоит.

Пока он стоял на краю смотровой площадки, какие-то черные пятна на ближайших деревьях привлекли его внимание. Диклан целую минуту изучал их, пытаясь понять, что это – сухие листья или что-то еще. Потом зашел в заросли, чтобы посмотреть получше. Подлесок хватал его за штанины.

Это была чертова Ронанова птица.

Ворониха по кличке Бензопила.

Конечно, это мог быть и любой другой ворон, но, учитывая то, что еще один сон Ронана явился сюда посмотреть на воду, шансов на случайное совпадение было маловато. Оглянувшись, чтобы убедиться, что за ним не наблюдают туристы, Диклан подошел ближе, цепляясь за деревья: склон здесь опасно нависал над водой.

– Птичка, – прошипел он. Ответа не было. – Бензопила.

Теперь Диклан увидел кое-что на ветках вокруг: там трепетали синие бабочки, сидели угольно-черные осы, две мыши, скунс невероятной расцветки и один из тех проклятых двусторонних крабов-убийц, которых ему пришлось вывозить из комнаты Адама Пэрриша.

Собрание снов Ронана на берегу реки.

Диклан сощурился. Откинул голову назад, чтобы посмотреть на другие сны. Невозможно было определить, встревожены ли осы, бабочки и краб-убийца, но мыши и скунс выглядели такими же растерянными, как Бензопила.

А значит, Мэтью находился в таком же состоянии.

Диклан искал всё расширяющимися кругами, стараясь не оступиться на крутом склоне. Внизу ревел Потомак.

Не понадобилось много времени, чтобы заметить белое пятно – форменную школьную рубашку Мэтью. Диклан ускорил шаг, поскользнулся и успел схватиться за дерево. Последние несколько шагов он преодолел медленнее.

Мэтью сидел на торчащем из склона обомшелом валуне, обхватив колени руками и слегка приоткрыв рот. Он смотрел на воду. Дышал Мэтью так же часто и неглубоко, как Бензопила. Вид у него был сонный и встревоженный.

Диклан подумал: «Твою мать, папа», потому что не мог винить Ронана – тот слишком любил младшего брата. Приходилось винить Ниалла, который держал сны в такой тайне и не удосужился научить сыновей правилам безопасности.

Он опустился на колени рядом с Мэтью и коснулся ладонью его щеки. У мальчика не было жара.

– Мэтью.

– Я ждал, – отозвался тот.

– Мне позвонили из школы.

– Я устал, – сказал Мэтью.

– Если устал, надо спать.

– Значит, проголодался.

– Надо было поесть.

Мэтью тяжело привалился к Диклану, как делал в детстве. Диклан не был большим любителем обнимашек, но Мэтью это не смущало. Он всё равно его обнимал.

Младший брат пробормотал:

– Я соскучился.

По реке. Ему всегда не хватало реки.

«Твою мать», – как молитву, повторил Диклан.

– Пошли, – сказал он, поднимая брата. – Мы же хотели отпраздновать с Ронаном его день рожденья.

– Я забыл, – произнес Мэтью с чем-то вроде благоговения в голосе.

Он пробормотал что-то еще, но не договорил.

На обратном пути через заросли Диклан остановился возле Бензопилы. Казалось неправильным просто оставить ее здесь, но он не знал, как с ней управляться. Она была гораздо более пыльным и телесным существом, чем те, с которыми он в норме предпочитал иметь дело, особенно в костюме. Досада по поводу грязной птицы и насчет того, что Ронан не отвечал на звонки, боролась в душе Диклана с осознанием того, как почувствовал бы себя брат, если бы с этой птицей что-нибудь случилось.

– С ума сойти, я забыл, – сказал Мэтью сам себе.

Он стискивал в кулаке большой палец другой руки и рассеянно перехватывал, бессознательно успокаивая сам себя.

– Надо же, я почему-то забыл про день рождения Ронана.

Диклан, наконец решившись, похлопал по косматой лапке Бензопилы. Та наполовину слетела, наполовину рухнула ему на руки. Она лежала, недоверчиво взъерошив перья и приоткрыв клюв.

– Что с ней такое? – спросил Мэтью.

Что-то в его голосе заставило Диклана внимательно посмотреть на Мэтью.

Выражение лица у младшего брата было совершенно не таким, как обычно. Сосредоточенные глаза. Нахмуренные брови. Внимательный взгляд. Задумчивый. Синие, как у всех Линчей, глаза смотрели в какую-то точку за спиной у Диклана – на остальных вялых существ.

«Блин», – подумал Диклан. Он никогда не думал, что это случится. Он не успел озаботиться планом.

– Как и я, – спокойно сказал Мэтью.

«Твою мать», – горестно подумал Диклан.

– Если бы меня приснил папа, я бы заснул, – продолжал Мэтью. – Значит, меня приснил Ронан.

Ронан думал, что церковь святого Эйтна довольно стремная. Все в ней было маленьким и зеленым. Крошечные зеленые ставни на крошечных окнах, крошечная зеленая входная дверь. Крошечные зеленые коврики на старом, истертом полу. Крошечные зеленые флажки с надписью «Св. Эйтн, 1924». Крошечные зеленые скамьи с темно-зелеными подушечками для коленопреклонений. Крошечные витражи с водянисто-зеленым изображением Крестного пути. Крошечная Мария, зеленая от света, падавшего сквозь витражи, крошечный Иисус позади алтаря, бесцветный и жизнерадостный, не считая зеленого тернового венца. Крошечный, выкрашенный зеленой краской потолок, нависавший над головой.