ПТИЦА С СИНИМ ОПЕРЕНЬЕМ

Куртизанка вьется в танце перед королями.

И столько света в юном сердце, будто ни один шип не касался сей невинной красоты.

Король, прежде не знавший отказов, привлечен чистотою. Куртизанка сражается. Проигрывает.

Не потому, что труслива.

А потому, что отвага не поможет дышать, коли гневные пальцы стягивают ленты на шее.

ПТИЦА С КОСТЯНЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

У горя своя, особенная магия.

Три сестры погружаются в тени.

Их руки дрожат над истерзанным телом куртизанки.

Сейчас она мертва.

Но когда-то была другой: любимой, красивой, родной.

Такое не подвластно переменам.

Ее шелковым шарфом – голубым, как вены, – они обматывают свои шеи.

Это их оковы.

Магию своих имен они меняют на зачарованный яд.

Ради мести.

И в бой они бросаются, как и все мстители:

Слепо.

ПТИЦА С ЧЕШУЙЧАТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

Змеиный принц скользит по берегу реки, очарованный песней.

Убаюкивающая трель льется из зимних вод.

Сраженный, он жаждет приблизиться к певице, пробраться к ней сквозь все преграды волн.

Жаждет говорить на ее языке.

Уговаривать.

Ноги его заколдованы ядом, языком мести.

Принц бросается в омут.

Река Капила глядит на него бледными глазами.

Такими бледными и яркими, так похожими на неоконченные звезды.

Прозрачная и всепонимающая, она смотрит прямо в его отравленное нутро.

В самое сердце.

И в венах его нет ни крови, ни гноя.

Лишь песня.

ПТИЦА С ЗОЛОТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

Небесный шелк на шеях

Яд прикосновений

Короли убиты

Лишь один злодей

Другие невиновны

Убиты не за дело

Просто срок пришел.

А в царстве, сокрытом в горах Калидаса, на коленях рыдает королева ванар.

Вот только слишком резко разбитое сердце похоже на стеклянный цветок.

Просей осколки – и найдешь оружие.

Она жаждет возмездия, но никто не спешит на помощь.

И если месть не дается в руки, то королева вырастит свою.

ПТИЦА С ИГОЛЬЧАТЫМ ОПЕРЕНЬЕМ

Мир рушится не с грохотом, а со вздохом.

И вот разрыв: до и после, любимая и лишенная, веселая и вдовая.

Богатая почва для разбитого сердца.

Желанная почва для демонических плодов.

Тело.

Кость.

Побольше слез.

Так и рушится мир.

И рождаются проклятья.

Годы идут

Имена стираются и восстают из пепла

Царства все глубже уходят в тень, ждут.

И королева, обернувшись камнем, ждет. Поцелуя.

Он ждал Гаури во внутреннем дворе Алаки. Теперь, когда Турнир желаний позади, все разъехались. Шатер вишканий опустел, в траве валялись зачарованные шелковые знамена.

На деревьях в садах не осталось плодов – ни музыкальных инструментов, ни драгоценных яблок, сверкающих под темными ветвями. Кругом не бродили якши и якшини, размахивая прозрачными крыльями или рогатыми головами.

Тишина тревожила, но дарила облегчение. Викрам представлял сотни вариантов своего победоносного возвращения. Например, можно въехать в город на золотых слонах. Или даже явиться пред очи совета посреди заседания в ливне монет. Хотя последнее вряд ли – но лишь из опаски получить монетами по лбу.

До Турнира желаний Викрам знал форму победы, отбрасывающую широкую тень на страницы истории, но не ощущение.

Оно оказалось сияющим и неугомонным и сдавливало его кости, заставляя освободить место для новой версии Викрама. И он не представлял, как приспособиться к новому себе или тяжести этих двух «я» в одном теле.

Стоя перед Куберой и Каувери и наблюдая, как над ними колышутся истории, Викрам потерял всякое чувство времени.

Прежде чем отправиться в Алаку, он смел надеяться, что предназначен для большего. А теперь осмеливался верить, что сумеет познать всю глубину замысла.

Викрам все ждал, что магия выкроит и сошьет его будущее из разрозненных кусков, но магия лишь показала, как самому его сшить.

Он глянул на зачарованный пергамент в руке. Даже исполненное желание ничего не решало. Хотя, конечно, начало уже неплохое.

– Каково твое желание, Принц-лис? – спросил Кубера.

До появления магии в его жизни, ответ казался простым. Викрам верил, что должен занять уджиджайнский престол, и считал, что приглашение на сказочный Турнир каким-то образом это подтверждает. Но это было глупо. На самом деле он всегда хотел лишь раскрыть свой потенциал. Но всех пробелов за одну ночь волшебным образом не заполнить, над этим нужно трудиться. А Викраму нужно было учиться.

– Хочу, чтобы другие увидели во мне потенциал.

Кубера улыбнулся, и в следующий миг в руке Викрама появился тщательно запечатанный зачарованный документ.

– Покажи его своим советникам. И не забудь рассказать историю, достойную нас.

Викрам улыбнулся, прижимая пергамент к груди вместе со вторым даром Куберы – змеей, которая сжималась, услышав неправду. Он назвал ее Биджу, «Драгоценность», и добрый час проверял ее способность распознавать ложь.

– Я самый прекрасный принц на свете, – сказал Викрам.

Биджу сжалась.

– Следи за своими манерами, Биджу. Отныне я истинный наследник Уджиджайна. Или вроде того. И уж точно больше не марионетка.

Биджу осталась спокойна, и сердце его подпрыгнуло.

– Я самый прекрасный принц в Алаке? – попробовал Викрам снова.

Змея сдавила руку.

– Я самый прекрасный принц в саду?