А Радихена продолжал брать в руки камни и отбрасывать их себе за спину. Он загребал их молотком, раскачивал, откатывал — и вытаскивал, вытаскивал... Ему было жарко, но он не снимал одежды. Голова болела нестерпимо, но Радихена, не знавший, как выглядят буквы, не знал и того, что это — от нехватки воздуха.

Вернулся рабочий с сообщением о том, что старый тоннель, кажется, завален тоже. Пытались припомнить, нет ли вертикальной штольни, через которую при известной ловкости сумел бы выбраться хотя бы один человек. Остальные соглашались подождать, пока прибудет помощь.

Штольня поблизости была, но и она рухнула — это выяснилось еще через несколько часов.

А Радихена все работал...

Голоса рабочих звучали все глуше. В темноте Радихена их не видел.

Наконец он дотронулся до чего-то, что не являлось ни камнем, ни кучей щебня. Это была рука, вся мокрая, но теплая. При прикосновении она дернулась.

Радихена снял еще несколько камней, нащупал лицо. Он скинул рукавицу и поднес пальцы к ноздрям Тейера. Огрубевшие пальцы не сразу уловили дыхание.

Заскрежетала щебенка: кто-то приблизился к завалу.

— Он жив? — спросил один из рабочих.

— Вроде... Дышит, только еле-еле.

— Дай погляжу. — Рабочий наклонился над лежащим Тейером, поводил над ним лицом, но ничего в кромешной тьме не разглядел. Крикнул, оглянувшись назад: — Зажгите лампу! Нужно посмотреть.

Принесли лампу, затеплили в ней фитиль, и в слабеньком, прыгающем свете разглядели лицо Тейера, грязное и как будто смятое, но с удивительно безмятежным выражением.

— Посвети-ка лучше, — попросил Радихена.

Лампа поднялась повыше, мягкий ее лучик, как будто гнувшийся при соприкосновении с камнями, вдруг пропал — растворился в пустоте.

— Так вот почему он жив, — пробормотал Радихена. — Его не к скале прижало.

— Что ты там говоришь? — нетерпеливо спросил рабочий, который подошел помочь.

Тот, что с лампой, подвигал рукой, плохо понимая -куда подевался луч. Высветился проход: низкий округлый свод, уводящий в никуда. Оттуда не тянуло сквозняком — напротив, воздух там был спертый, неподвижный.

Тейер лежал головой в этом проходе. Поэтому он и не задохнулся, когда его завалило камнями.

Рабочий с лампой направил луч на Радихену.

— Ты, рыжий, знал, что там проход?

— Откуда? — Радихена пожал плечами. — Я здесь без году неделя. И перестаньте называть меня рыжим — меня зовут Радихена.

— Ну ясное дело, — сказал рабочий странным тоном. — Не понимаю только, откуда здесь этот проход. Его не было.

Он озабоченно посветил туда еще разок, пригляделся, всунувшись через лежащего Тейера.

— Нет, проход старый. Похож на заброшенный...

— Это не люди строили, — заметил пожилой рабочий. — Точно говорю. Это старый гномский тоннель. Когда герцоги Вейенто заключали договор с подземным народом, часть коридоров заблокировали, чтобы люди не шастали, куда не следует. Должно быть, этот — один из таких.

Они помолчали. Потом Радихена осторожно заговорил:

— Мы ведь не будем тут просто сидеть и ждать?

Старый рабочий иронически двинул бровями:

— Все возможные пути отрезаны: штольня бесполезна, а коридор засыпан.

— А этот ход? — Радихена указал подбородком в пустоту.

— Хочешь нарваться на гномов? — поинтересовался старый рабочий. — Нет, мы будем сидеть и ждать. В конце смены начнутся поиски — нас откопают меньше чем за сутки.

— Тейер помрет за сутки, — угрюмо сказал Радихена.

— Мы все когда-нибудь помрем, — отозвался старый рабочий. — Одни раньше, другие позднее.

— Я рискну, — сказал Радихена и забрал лампу.

— Ты куда? — всполошился старый рабочий.

— Туда. — Радихена указал на ход.

— С ума сошел?

— Возможно.

— Рыжий! Я тебе приказываю!..

Радихена сказал:

— Ты не можешь мне приказывать. Я больше не крепостной — мне это сказали, когда я контракт подписывал. Ясно тебе? И не зови меня «рыжим». Меня зовут Радихена.

Он обвел глазами остальных.

— Вы ведь не станете останавливать меня, ребята? -добавил он.

Из попавших в обвал Радихена пострадал меньше других, поэтому охоты связываться с ним ни у кого не было. Да и зачем? Охота человеку пропадать — волен поступать как хочет. Здесь действительно нет крепостных, а начальник смены — далеко, в другом тоннеле.

— Да катись ты, — сказал ему белобрысый парень, сломавший ногу. Он сидел в неудобной позе, стараясь не шевелиться, чтобы не тревожить рану.

Радихена повесил лампу себе на шею, осторожно поднял Тейера и взвалил на плечо. Выпрямился. И тотчас с маху ударился макушкой о потолок: проход оказался слишком низким. Радихена потер голову, оглянулся на остающихся и, согнувшись, нырнул в тоннель.

Идти пришлось, сильно горбясь. Лампа, болтаясь на шее, доставала почти до колен. Тейер, все еще без сознания, очень тяжелый, гнул Радихену к земле. Наконец молодой человек понял, что больше не выдержит. Он опустился на колени, снял с себя свою ношу, сбросил куртку и уложил на нее Тейера. Впервые за все это время Тейер подал признаки жизни — глухо, неприятно замычал.

Несколько секунд Радихена смотрел на него. Он по-прежнему ничего не чувствовал. Наверное, кому-нибудь со стороны могло показаться, будто Радихена готов пожертвовать собой ради товарища, проделать долгий путь в неизвестность, лишь бы спасти жизнь напарнику... Но на самом деле все обстояло совершенно не так.

Радихена взялся откапывать Тейера просто потому, что нечем было заняться. Он боялся оставаться наедине с собой: там, в темноте, жили очень неприятные страхи. Радихена знал, что в любой момент может вернуться воспоминание о той девушке, о белошвейке. Он заставлял ее уйти из памяти. Он вытравил из мыслей ее имя. И ничего от нее не осталось в жизни Радихены, только смутное ощущение нежности. И вот по этому ощущению он тосковал, и тоска эта делалась иногда совершенно непереносимой.

Как получается, что человек тоскует о том, чего не знает, чего никогда не имел? Откуда берется рвущая сердце жалость — и на кого она направлена? Радихена не знал. Вероятно, те, кто посещает курсы и уже прочитал несколько книг, сумели бы ему объяснить. Сам он ничему не учился — не мог. Не хватало сил.

А Тейер еще совсем недавно толковал о написанных словах, о том, как изменяется мир, если умеешь переводить звуки в знаки. Знаки позволяют выстроить вещи в правильную последовательность. Знаки дают возможность проследить связи между вещами.

Если бы Радихена умел писать, он написал бы имя той девушки и перечитывал бы его — время от времени.