Титус обратил внимание на то, как высоки тут фундаменты домов: они поднимались над мостовой на полтора-два ярда, – сплошной камень, покрытый пятнами синеватого мха, и никаких подвальных окошек. Сами же дома бревенчатые либо кирпичные. Везде высокие крылечки с перилами (в сезон затопления можно привязывать к ним плоскодонки), маленькие полукруглые балконы, широкие окна. Под окнами, на выступающих крюках, подвешены фонари из мутного стекла, обрамленные жестяными завитушками. Некоторые горели. Кое-где окна были распахнуты, и можно было наблюдать, как обитатель дома, навалившись животом на подоконник, зажигает фонарь. Масло. Они что же, совсем не используют в быту магию, даже для освещения?! Титус подивился такому невежеству, но на сей раз ничего не сказал.

– Некоторые горожане пренебрегают своими общественными обязанностями, перестали зажигать фонари, – заметил Малевот. – Ничего, мои подчиненные их всех переписали. Когда в Халгате вновь воцарится порядок, мы взыщем с них штрафы.

– А привлечь магов вы не пробовали? – вскользь поинтересовался Титус.

– Что вы, смиренный брат! – Министр рассмеялся. – Магия – вещь ненадежная, даже сами маги никогда не бывают уверены в постоянстве своих результатов. Вот поджечь город – это они еще могли бы…

«Итак, серьезных магов здесь нет, – отметил Титус. – Либо же в Облачном мире с самой магией что-то не так? Ну, как бы там ни было, а помешать мне никто не сможет».

Чем ближе к центру, тем шире и многолюдней становились улицы, тем больше мостиков перекрывало меркнущее серое небо. Не желая пугать прохожих и привлекать к себе внимание, Титус смотрел по сторонам сквозь прорези в забрале шлема. Малевота узнавали и приветствовали поклонами, иные при этом не скрывали иронических ухмылок.

Навстречу попалась карета, запряженная парой пятнистых гувлов. Выглянувшая из окошка женщина велела кучеру остановиться и предложила подвезти во дворец министра и его спутников. Следом за Малевотом и Эгвуром Титус забрался в обитый бархатом салон, роскошный, но тесный и неудобный, если сравнить с комфортабельными панадарскими экипажами.

Владелец телеги робко заикнулся о плате. Ничего не ответив, министр сделал раздраженный жест, словно отмахивался от докучливого насекомого.

– Держи. – Выудив из кармана завалявшуюся серебряную монету, Титус бросил ее крестьянину.

Малевот поведал о своих злоключениях, потом представил Титуса хозяйке кареты. Та сразу же начала приставать к «таинственному чужестранному рыцарю» с просьбами не интриговать ее и открыть лицо, ибо она готова умереть от любопытства. Эмрела – придворная дама королевы Лусиллы. Она была старше Титуса лет на десять, с голубовато-матовым от пудры лицом и высокой сложной прической, украшенной золотыми цепочками. Говорила она томно, манерно растягивая слова, а порой начинала подражать хнычущим интонациям маленькой девочки. Титуса все это злило. Не выдержав, он резким движением, ни о чем не предупредив, поднял забрало. Эмрела в ужасе ахнула.

– Смиренный брат один на один подрался с демоном, – прервал неловкую паузу Малевот.

– С богиней, – угрюмо поправил Титус.

– А что это за богиня? – стараясь не смотреть на его лицо, спросила Эмрела. – Она была красивая?

– Она слишком много пила.

– Кстати, о благородном напитке, – вмешался Малевот, вовремя уловивший, что его новый протеже того и гляди нахамит влиятельной даме. – Повернитесь к окну, смиренный брат! Нет-нет, направо! Мы как раз проезжаем через Хмельную площадь, и справа находятся наши знаменитые на весь просвещенный мир винные погреба. Раньше их называли Обулеевские погреба, поскольку они принадлежали виноторговцам Обулеям, а ныне это Королевские погреба, ибо двести лет назад их выкупил король Чидолес. Там хранятся образцы всех существующих вин, дешевых и дорогих, редчайших и широко распространенных. Заметьте, несмотря на беспорядки в Халгате, никто не покусился разграбить их, ибо это наша особая гордость, наша, так сказать, светская святыня! Тут все халгатийцы едины – и аристократы, и разбойники. Нигде больше нет такой полной и уникальной коллекции!

Длинное бревенчатое здание с каменным крыльцом и громадной – ярда три с половиной в ширину, столько же в высоту – двустворчатой дверью. Вытянув шею, Титус с интересом глядел на достопримечательность, покуда карета не завернула за угол.

Еще несколько кварталов, поворот, остановка. Снаружи доносился гомон толпы.

– Узнайте, в чем дело, молодой человек, – велела Эмрела секретарю министра.

Тот распахнул дверцу и спрыгнул на брусчатку. Титус видел в проеме площадь, скопление людей, увенчанное куполом большое здание. От основания купола отходили мостики, соединяющие его с соседними домами.

– Это площадь Праведной Веры. – Министру, похоже, понравилась роль гида. – Вы видите перед собой храм Истинных Богов. Что там такое?

Вернулся Эгвур:

– Там Сасхан Живодер из шайки Рагеля Чернобородого.

– Он призывает толпу к беспорядкам?

– Нет, он всенародно кается.

– Что?!

Если королевский министр и придворная дама выразили недоумение, близкое к шоку, то афарию происходящее показалось вполне естественным: Луиллий Винабиус в своих трактатах не раз указывал на то, что покаяние – благая цель и вершина развития личности.

– Выясни-ка, что это на него нашло, – приказал Малевот секретарю.

Так как обстановка была спокойная, все выбрались из кареты. Смеркалось. Светились окна окрестных домов и фонари. На висячих мостиках суетились привлеченные зрелищем зильды, отчего мостики слегка покачивались. Впереди темной массой колыхалась толпа, оттуда доносились скорбные возгласы:

– …Черен и ужасен, аки темень ночная, и алчным гладом пылают глаза его, и кровава разверстая пасть…

Появился Эгвур, с озадаченно-кислой гримасой на холеном безбородом лице:

– Это действительно Сасхан. Он утверждает, что всю шайку Рагеля, включая самого Рагеля, пожрал адский черный зверь. Сасхан якобы чудом уцелел, дабы принести людям весть о скором возмездии за грехи.

– Как пожрал? – тонким голосом спросила Эмрела.

– Да никак, – поморщился министр. – Не страшитесь, прелестница. И святые отцы, и ученые мужи давно уже сошлись во мнении, что никакого адского черного зверя нет. Тот, кто утверждает обратное, впадает в ересь, а сие наказуемо. Надобно бы построже с простонародьем, чтоб не увлекались глупыми байками…

– Что же тогда случилось? – Дама зябко поежилась под шуршащей накидкой.

– Ничего. Разбойники перепились… либо обкурились ведьминой травкой, что еще вероятней. Совесть у них нечиста, вот Сасхану и привиделась кровавая разверстая пасть. Гм, что же делать-то, что делать? Повязать бы его сейчас да в темницу, пока не опомнился, так ведь Рагель с дружками завтра же явятся вызволять…

– А может, я с ним поговорю? – предложил Титус. – Покаяние – это прекрасно, трогательно, возвышенно… Я уверен, что сумею убедить Сасхана не сворачивать с этой стези. И ему благо, и государству польза!