Жанна встала, нашла пульт под столом и выключила телевизор. Потом повернулась в сторону Лары – та даже не отреагировала.

Жанна подошла к подруге, присела рядом и обняла. Какое-то время они сидели молча. Лара держала в пальцах тлеющую сигарету. Не курила. Жанна вынула сигарету из рук подруги, потушила в заполненной окурками пепельнице и посмотрела на Лару.

– Стас? – тихо спросила Жанна.

Лара медленно кивнула и, обняв подругу, зарыдала, не в силах остановиться. Но от этого не было легче – с каждой упавшей слезой ей становилось всё больнее и больнее. Она вспоминала свой последний разговор со Стасом, Рому, этот ужасный скандал со съёмками, который, как она понимала, был самой настоящей подставой. Всё будто по спирали вращалось в её мыслях: Лара останавливалась на одном, потом вспоминала другое, третье, с каждым витком вспоминались прежние проблемы и обиды, расставания. Она задыхалась от неожиданно охватившей её боли и ощущения потери всего. Ничего и никого у неё больше не было. Это неожиданное одиночество ужаснуло её. Сейчас рядом была Жанна. Но что будет, когда подруга уйдёт? Она закроет за ней дверь и останется одна в квартире?

– Что случилось? – спросила Жанна, когда Лара чуть-чуть притихла.

Лара покачала головой.

– Не сейчас. – Её голос был охрипшим. – Потом расскажу, сейчас просто нет сил. Посиди тут со мной.

Жанна осталась на ночь. Она уложила подругу спать, немного прибралась в квартире и заснула на диване в гостиной.

Следующее утро подруги встретили вдвоём, сидя за узким барным столом, втиснутым в небольшое пространство кухни. Они пили кофе и ели приготовленный Жанной омлет, принесённые вчера конфеты.

– Ну, ты как? – спросила Жанна. Она заметила стоявший на столе календарь. Жанна перевернула страницу, где серым цветом было напечатано «Январь 2008».

Лара по-прежнему мало реагировала на движение вокруг. Ей было всё равно. Она смотрела в окно на грязный серо-коричневый снег, на серое в тучах небо.

– Никак.

– Так ты расскажешь мне, что случилось у вас после последней встречи?

Лара покачала головой.

– Вообще сил нет ни на что, – добавила она, открыла створку окна и, сев на подоконник, посмотрела вниз: на улице дворник убирал снег. Потом она подняла голову и взглянула в то самое огромное окно напротив, заметила, как тот же мужчина смотрит на неё. Лара тут же встала с подоконника и, опустив жалюзи, села за стол.

– Что такое?

– Кто-то смотрит на меня. – Лара показала рукой в сторону окна. – Может, показалось, но не хочу сейчас ничего извне.

– Не становись параноиком. – Жанна взглянула в окно и никого там не увидела. Мужчина исчез.

– Не знаю, кем я стану теперь, Жанна. Запрусь тут у себя и ничего не буду делать.

– Слушай, мать! – не выдержала Жанна, решив таким образом встряхнуть подругу. – Ты что, рехнулась? Из-за какого-то мужика будешь сидеть в четырёх стенах? Да кто он такой? И так уже вчера наревелась, что глаз до сих пор не видно.

Лара проигнорировала эти слова. В другой раз она тут же помчалась бы в ванну рассматривать своё лицо и оценивать, насколько всё трагично, можно ли быстро исправить последствия слабохарактерности, наложив какую-нибудь маску на лицо. Но сейчас она не двигалась с места и молча смотрела на подругу.

– Что бы у тебя ни случилось, это не причина, чтобы всё ломать. Давай-ка встряхнись. Поехали куда-нибудь отдохнём хоть на пару дней.

– Нет, не хочу, – ответила Лара и закурила.

Жанна пыталась уговорить Лару пойти куда-нибудь вдвоём, развлечься, но, поняв, что та ни в какую не соглашается, отступила.

Потом был, как показалось Жанне, какой-то странный, но важный для Лары разговор. Как будто она пыталась сама себе объяснить ошибки.

– В сегодняшней реальности жить в полном смысле этого слова можно, если для тебя утратили ценность настоящие человеческие чувства. Нужно переступить через любовь. Доверие, уважение – это ушло, – медленно говорила Лара. – Это что-то, чего раньше не было. Появился какой-то новый тип человека, который я не могу охарактеризовать. – Лара задумалась. – Или это я уже здесь лишняя?

– Нет, – ответила Жанна. – Я с тобой согласна. Сама не раз думала об этом. Но разве можно с этим что-то сделать? Посмотри, когда кругом деньги, глянцевые журналы, власть. Не мне, конечно, об этом говорить. Сразу начинаю ощущать ответственность за то, что пишу.

– А разве так не должно быть?

– Лар, я до сих пор проверяю всю корректуру, прихожу в редакцию в шесть утра и пишу только о том, что сама вижу, не выдумывая сплетни о наших знаменитостях. – Жанне хотелось найти золотую середину, где глянец выступал бы не отравителем жизни, а неким связующим звеном между реальными людьми и теми, что смотрят на читателей со страниц журнала. – Но ты же понимаешь, я не могу контролировать, что происходит в мозгах людей, которые это читают. Мы не пишем руководство к действию, а всего лишь сообщаем информацию.

– Замкнутый круг… – В голосе Лары чувствовалось обречённость. – Телевидение, кино, бездарные книги «рублёвских» жен, возомнивших себя писателями, – всё это пропагандирует жизнь, где самое главное место занимают деньги и известность, привлекательная внешность, шмотки. – Лара с отвращением посмотрела на еду, положила обратно на тарелку надкусанную конфету. Аппетит пропал. – Понимаешь, я же тоже люблю комфортную жизнь, рестораны, украшения. Но это не главное. Нельзя ставить во главу угла только благосостояние. Оно не может быть равноценно любви, состраданию, дружбе. Деньги – лишь имитация счастья.

– Но ты же сама в этом бизнесе работаешь. – Это не было упреком, но если Лара говорила о реальности, то не должна была забывать и о себе.

– Вот именно, что работаю. Но разве я так живу? Моя жизнь, мои чувства не подчинены законам шоу-индустрии. В моей жизни нет шаблонов. – Лара заметила удивлённый взгляд подруги. – Да, если посмотреть на мою жизнь – вполне шаблонно. Квартира в центре Москвы, машины, бизнес… – Тут Лара замолчала, вспомнив, что от всего этого осталась только квартира. – Жанна, ты же хорошо меня знаешь, двадцать пять лет будет в следующем году, как мы дружим. Разве когда-то для меня это было важно? А ты помнишь, как мы снимали с тобой пополам комнату на Кантемировской, когда нам было по семнадцать лет? Я поругалась с мамой и ушла из дома, а Стаса уже не было в Москве. Жан, что мы тогда с тобой ели и носили? Каждый день одно и то же: пирожки и бутерброды и дешёвый растворимый кофе. Как мотались по всяким журналам и киностудиям в надежде заработать хоть какие-нибудь деньги. Ты думаешь, что мы уже так не сможем?

Жанна рассмеялась:

– Только не говори мне об аскетизме, Лара. Слава богу, мы с тобой долго там не прожили – всего пару месяцев. Я не хочу снова возвращаться в эти трущобы.

– Ты думаешь, я хочу? Но скажи мне честно: разве я сильно изменилась с тех пор?