И тут он начал хохотать.

Конечно, дым шел со стороны хижины! А как же иначе! Дверь сделали такой высокой, чтобы лошади могли пройти.

Симон сел на крыльцо часовни и усадил жену рядом.

— Старый лис сам себя превзошел! Акт его доброй воли, записанный в договоре о мире — о том, что он выедет из крепости и поселится внизу, не был ему в тягость, наоборот, он и согласился на это лишь потому, что это отвечало его планам: жить поближе к тайному ходу на случай опасности. Вчера ночью, чтобы исчезнуть, им надо было всего лишь подняться на холм.

Беседу их прервал грозный окрик и бешеный стук копыт. Симон вскочил, вытащив меч, и заслонил собой Аделину.

— Тэлброк, я нашел его! — воскликнул запыхавшийся Гарольд. Конь его тяжело дышал от быстрого бега. — Пойдем со мной, и ты увидишь. Ты не поверишь! Пастушья хижина…

— Вовсе не хижина?

— Черт, Тэлброк, послушай! Это не хижина, не настоящая. Она всего лишь маскирует вход в пещеру. Большой. Старые мятежники пропали, загоны пусты. Они не бьши пастухами, Симон, то были стражники, охранявшие вход в пещеру.

Он мог бы и раньше догадаться — слишком большой вход, вооруженные люди, сидящие возле двери, само расположение хижины у подножия утеса.

Симон толкнул грубо сколоченную дверь и вошел внутрь. Две низкие лавки вдоль стен — лежаки, задняя стена завешена двумя коровьими шкурами, чтобы закрыть от чужого глаза вход в пещеру. За шкурами прямой коридор, достаточно просторный, чтобы человек мог провести лошадь с переметными сумками на спине. Далее пещера расширялась. Симон коснулся каменной стены у входа.

— Они долбили камень, чтобы расширить проем. До того как над ней поработали, эта пещера, быть может, ничем не отличалась от других на склоне.

Аделина подошла ближе и заглянула за шкуры.

— Должно быть, все было сделано после того, как меня увезли в Нормандию. — Она взяла факел из рук мужа и осветила свод. — Найти дорогу будет нетрудно, своды почернели от копоти их факелов.

Из ответвления, отмеченного следами копоти, пахнуло холодом. Симон улыбнулся:

— Скорее всего гора пробита насквозь, так что твой родственник Райc живет ближе, чем ты думаешь.

— Мы пойдем за ними?

Симон взял факел из ее рук и немного прошел по каменному коридору.

— Мы вернемся и возьмем еды на дорогу, и еще я поговорю с солдатами. И тогда, если хочешь, мы последуем маршрутом Кардока сквозь скалу. Но когда мы выйдем на свет, придется маршрут изменить. Я предпочел бы поехать на юг, в Стриквил. Прежде чем что-то предпринимать, я должен отчитаться перед Маршаллом. Может быть, — после некоторого колебания прибавил Симон, — нам не удастся покинуть Стриквил до весны. Ты не против?

Аделина глубоко вздохнула:

— Как я уже говорила, мой отец знает, что с тобой я в безопасности. Если мы дадим ему еще пять лет, кто знает, что мы обнаружим тогда.

— Теперь меня уже ничто не удивит. Я начинаю подозревать, что его настоящее имя — Мерлин и я женился на дочери колдуна.

Аделина смотрела вдаль, в черноту тоннеля.

— Будем молиться о том, что он не оставил дракона охранять выход.

Симон бросил последний взгляд на замок.

— Жалко мне покидать это место, — сказал он. — Я прибыл сюда глубоко несчастным, потом понемногу стал обретать покой, затем нашел жену и… любовь. — Он взвалил седельные сумки себе на плечи. — Однажды мы сюда вернемся.

Аделина улыбнулась и коснулась его плеча.

— Лонгчемп не вечен. Даже в Нормандии его ненавидят, хоть он и канцлер. Люди не станут его долго терпеть.

— Молюсь, чтобы он не затеял войну между вассалами короля.

— Я думаю, он трус. Страх сильнее его. Он убежит, не дожидаясь, пока угроза станет реальной, и то золото, что он хранит в подземелье аббатства, — верное тому подтверждение. Он стал планировать побег, как только прибыл в Англию. Симон улыбнулся:

— Если бы Ричард видел в нем то, что видишь ты, нам всем было бы гораздо легче жить. — Симон кивнул на небольшую седельную сумку, что была в руках у Аделины: — Что это? Ты все время носишь ее с собой.

— А ты не заглядывал?

— Еще нет.

— Ты сказал, что я отравлю тебя этой штукой.

— Я говорил много глупостей.

Аделина развязала потрескавшийся кожаный шнур, стягивавший переметную суму, и открыла ее.

— Там всего лишь плащ — в точности как я говорила.

— Не очень большой.

— Небольшой. — Аделина посмотрела вверх, туда, где сквозь отверстие для дыма проглядывало серое небо — Когда-то он был новый. Моя мать дала мне его и велела беречь и надевать, когда холодно.

— Это случилось… перед тем, как вы взошли на борт?

— Да, мама просила меня держать его при себе, чтобы надеть его, как только потребуется.

— И ты не расстаешься с ним до сих пор.

— Ее вещи — сундук с одеждой, кольца, украшения — все перешло монахиням, что похоронили ее в Каене. Мне позволили оставить его себе, потому что плащ был детский.

— Тогда привяжи его к седлу на удачу.

Она взяла сумку под мышку, и, взявшись за руки, они пошли к двери.

— Что ты сказал солдатам гарнизона?

— Все как есть. Они знают, что я могу не вернуться и что командование на себя возьмет Люк, пока Маршалл не пришлет другого начальника крепости.

— Люк?

Симон улыбнулся:

— Он излечился от привязанности к Лонгчемпу и достаточно умен, чтобы справиться с любой бедой, что может прийти в долину через ущелье. Я сказал им, — немного поколебавшись, добавил Симон, — что если твой отец не вернется, они должны позаботиться об овцах и коровах. Половина солдат сейчас заняты тем, что собирают в стадо разбредшихся животных.

— Правильно. Ни коровы, ни овцы не переживут зиму, если о них не позаботиться.

— И еще я сказал им, что, если им дорога жизнь, они должны вернуть животных твоему отцу, когда он вернется.

— Они согласились?

— Все до одного. В твоем отце все еще присутствует нечто от другого мира, по крайней мере в гарнизоне так думают. Я сказал им о проходе сквозь скалы, но они все равно считают его чародеем. Теперь они говорят, будто он пробил скалу насквозь, используя магию. — Симон вздохнул. — Должно быть, здешний воздух пропитан чем-то таким, что делает моих солдат суевернее твоих соотечественников.

— А ты, Симон, ты продолжаешь оставаться Фомой неверующим? Непробиваемым нормандцем?

— По статусу положено. Если бы я слушал эти сказки, я бы побоялся ложиться в постель с дочерью чародея из страха не угодить ей и оказаться превращенным в мула.