— Там же замок, — напомнил Кобылин. — Туда никто не мог залезть.

— Могли залезть, но не здесь, — парировал Борода. — Лех, ты как дите, думаешь, на чердак только по лестнице можно попасть?

— Верно, — Кобылин кивнул, признавая ошибку. — А ты как туда попадешь?

— Справлюсь, — бодро отозвался Григорий, запустив руку в карман и чем-то глухо позвякивая. — Замочек плевенький, пару раз ковырнуть, он и откроется.

Снизу вновь донесся гулкий звон выстрелов, и Григорий озабоченно глянул под ноги. Потом покосился на карман с рацией, но она молчала.

— Операция продолжается, — тихо сказал Борода. — Что-то не так.

— Не всех нашли? — предположил Алексей. — Или их больше оказалось?

— Или ребята промахнулись, — продолжил Борода. — Все, Лех, давай ступай, я на чердак. Нечего тут рассусоливать.

Борода распахнул дверь и вышел на площадку — двигался он быстро и бесшумно, и Кобылин не уставал этому поражаться. В обычное время грузный Борода производил много шума — сопел, пыхтел, страдал одышкой, топотал, как слон. Но на дежурстве Григорий преображался и бабочкой порхал в темноте, несмотря на свое телосложение. Как-то Алексей спросил Гришу, как ему это удается, но тот лишь отшутился, сказав, что жить захочешь — еще не так запорхаешь. И лишь много позже Алекс понял, что это была не шутка — прямая угроза жизни заставляет человека преображаться. И очень сильно.

Вот и сейчас, первый звук, что донесся с лестницы, был скрежетом. Борода, оказывается, уже подобрался к двери и взялся за замок. Кобылин ни капельки не сомневался, что Григорий справится с этой железякой, и потому двинулся к первой же двери.

Стараясь ступать тихо и осторожно, Кобылин прошел сквозь темноту, потом вышел на светлое пятно, лежавшее на полу желтоватой лужей. Свет уличного фонаря бил в спину, и тень охотника легла черным пятном на белую дверь. Кобылин потянулся к ручке, с раздражением подумав, что отсутствие света в здании — недоработка координатора операции. Раздражение тут же прошло, когда Алекс сообразил, что свет, скорее всего, выключил персонал еще днем, и, в принципе, нужно было всего лишь щелкнуть выключателем… Но искать выключатель, отвечающий за освещение коридора, было некогда.

Решительно ухватившись за ручку двери, Кобылин толкнул ее, потом потянул на себя — оказалось, что дверь заперта. Алекс в недоумении замер перед дверью. Эта минутная заминка немного выбила его из колеи, он никак не мог сообразить, что делать дальше — идти к следующей двери или выбить эту. В ту же секунду в кармане затрещала рация, и Алексей вздрогнул.

— Второй двойке, — произнес Евгений, и Кобылин едва расслышал его слова сквозь треск. — По завершении прочесывания помещений немедленно спуститься на первый этаж для получения дальнейших инструкций.

Рация тихо щелкнула, и Кобылин поджал губы. Гриша был прав — действительно, что-то пошло не так. Что там с близнецами? Неужели их… Алексей потянулся к рации, но тут же отдернул руку. Нет, Женя был прав, нельзя отвлекать людей без острой необходимости. Кто знает, быть может, внезапный треск рации будет стоить кому-то жизни.

Внезапно обозлившись, Алексей перехватил дробовик двумя руками, отступил на шаг, а потом с размаху ударил в дверь ногой. Та с треском вывернулась из косяка, замок выскочил, покатился по полу, звеня и подпрыгивая… Кобылин шагнул в темноту, повел дробовиком. Свет, бьющий в дверной проем из-за его спины, осветил комнату. Окно, белые стены, шкаф со стеклянной дверцей, кушетка, застеленная клеенкой, письменный стол… Пусто.

Развернувшись, Кобылин вышел в коридор и двинулся к следующей двери. Сомнений не осталось, надо было поторапливаться. Не останавливаясь, с ходу он засадил сапогом по белой фанере, и дверь, оказавшаяся незапертой, с треском распахнулась. Охотник ворвался внутрь — здесь, в комнате, как две капли воды напоминавшей предыдущую, было так же пусто. Алексей, не опуская оружия, выскочил в коридор, бросился к следующей двери, преследуемый неприятным ощущением, что он зря тратит время на глупое занятие. В этот момент снизу снова ударил автомат, потом второй, а следом раздался женский вскрик. Он был слабым, едва слышным сквозь грохот выстрелов, но Алексей сразу его разобрал — быть может, потому что после предупреждения Евгения ожидал его услышать — и с изумлением обернулся. Крик пришел не снизу, нет, он раздался из-за последней двери в дальнем конце коридора. Кобылин замер на месте, вслушиваясь в темноту. Так ничего и не расслышав, он с сомнением глянул на закрытые двери, а потом бросился бегом мимо них — к той, из-за которой раздался крик. Он так спешил, что поскользнулся на плиточном полу и с размаху хлопнулся всем телом о хлипкую фанеру. Из-за двери снова пришел странный звук, напоминавший сдерживаемые рыдания.

— Эй! — позвал Кобылин. — Есть кто? Эй!

С той стороны раздался шорох, и охотник инстинктивно шагнул в сторону — ему совершенно не хотелось получить пулю в живот сквозь дверь или удар по голове чем-нибудь тяжелым. Но нужно было торопиться, драгоценное время уходило, и Кобылину надо было знать, кто — или что — там за дверью.

— Откройте, милиция! — крикнул он, вспомнив участкового, что так не вовремя постучался к нему в дверь.

— Милиция? — переспросил из-за двери испуганный женский голос. — Какая милиция?

— Добровольная, — с облегчением выдохнул Кобылин. — Открывайте, надо уходить отсюда!

— Сейчас, — голос женщины сорвался, — тут ключ в замке сломался…

— Отойдите от двери, — рявкнул потерявший терпение Алекс. — И подальше.

Он услышал шаги за стеной, выждал пару секунд и уже привычным движением впечатал сапог в дверь напротив замка. Дверь с треском распахнулась, и Кобылин ввалился в комнату с дробовиком наперевес. Женщина отшатнулась от него, с испуганным криком бросилась в сторону, упала на колени и прикрыла голову руками. Алексей же шагнул вперед, целя в полутьму.

На письменном столе, что стоял у забранного решеткой окна, горела настольная лампа. В ее тусклом свете Кобылин увидел, что попал в кабинет с привычными шкафами, уставленными канцелярскими папками и непременной кушеткой, покрытой клеенкой. На кушетке лежал человек и Алексей, бросив быстрый взгляд на женщину, что вжалась спиной в письменный стол, шагнул к нему.

Он лежал на спине, неподвижно, запрокинув голову и свесив руки до самого пола. На нем был белый медицинский халат, зеленая рубашка хирурга и такие же зеленые мешковатые штаны. Человек был мертв — это Кобылин понял с первого взгляда, едва увидел его растерзанную грудь, по которой словно прошлись фрезой. Кровь, казавшаяся в полутьме черной, залила рубаху и рукава белого халата. Она все еще стекала на пол, по рукам покойника, и под кушеткой уже собралась огромная глянцевая лужа, в которой отражался свет настольной лампы. В луже валялись два шприца, вскрытый пакет стерильной ваты, уже пропитавшейся кровью, и обрывки марлевого бинта. Смертельно раненному человеку пытались помочь, но напрасно, с такими ранами не живут. Кобылина, впрочем, сейчас занимало другое — как с такими ранами себя ведут после смерти.