– Есть и другая связь, помимо кругов, – задумчиво заметил Шарко. – Это пристрастие к анатомии, препарированию и многочисленным наблюдателям… Наблюдатели на картинах, наблюдатели на месте убийства Флореса. Те, что на картинах, – это люди влиятельные, наделенные властью, они принадлежат к избранным кругам общества, считают себя стоящими выше народа и присваивают себе право пренебрегать запретами. У меня чувство, что типы, которых мы ищем, тоже подходят под эту модель. Люди, которые считают себя привилегированными, которым позволено все. Не будем забывать, что Луазо платил Николичу десятки тысяч евро. Ведь эти деньги наличными брались откуда-то? Наверняка из туго набитых кошельков.

Его дедукция наводила на размышления. Все согласились и приняли к сведению. Франк продолжил:

– Типы, замешанные в нашем деле, имеют одни и те же вкусы, одно нездоровое пристрастие к препарированию. И им хочется, чтобы на них смотрели, восхищались ими. Хочется также просто «видеть». Луазо снимал на камеру своих пленниц, чтобы показать, на что он способен… А КП отвечал ему любезностью на любезность: прислал фотографию отрезанной головы. «И кстати, полюбуйся на мою работу», – сказано в послании, обнаруженном в электронной почте Луазо.

– Думаешь, Флоресов убил этот КП? – спросила Люси.

– Быть может. Во всяком случае, кто-то из них. У Жан-Мишеля была содрана кожа, а мы знаем, что КП изготовил бумажник из человеческой кожи… Зато глаза остались на месте, в противоположность глазам его сына.

– И Брока еще говорил о способе умерщвления, он совсем другой, – уточнила Камиль.

– Значит, фотографа, возможно, убил сам Харон, а с отцом позволил действовать КП.

– То есть учитель или учителя позволили орудовать ученику?

– Вполне допустимо. КП действовал, а Харон и его подручный упивались кровью Флореса на скотобойне.

– Психи…

– Психи, у которых оказалось достаточно сродства душ, чтобы дойти до таких крайностей. Учителя и ученик? Ученики и учитель? Три типа, которые, как и Луазо, считают себя выше правил и переходят из круга в круг с вполне определенной целью.

Последовало тягостное молчание. Шарко поболтал виски в своем стакане, ища, быть может, ответы в янтарных отсветах напитка. Ему никак не удавалось составить себе ясное представление о тех, с кем они имели дело. Наверняка как раз потому, что их было несколько, составить психологический портрет почти невозможно.

– Паскаль смог получить список работников орлеанского больничного центра? – спросил он.

– Он связался с директором и сегодня отправил официальный запрос. Завтра, если все пройдет хорошо, получим список всех КП и ПК, от уборщиков до хирургов.

Белланже посмотрел на Люси.

– Сможешь помочь Паскалю? Возьмитесь за это вдвоем, это наш лучший след.

– Неплохое упражнение, чтобы вернуть себе форму, – отозвалась Люси. – И не слишком трудное – ни в физическом плане, ни по сложности.

Николя потер затылок.

– Что еще?

– Самое главное: Стикс, – бросила Камиль. – Исходя из того, что вы мне рассказали, я думаю, что это краеугольный камень всего нашего дела. Место, где наверняка Луазо, КП и Харон встретились, что называется, во плоти. Учитывая послание на стене дома в лесу Алат, есть шансы найти там, в частности, КП. Харон ведь ясно написал: «Найди К у Реки для другой встречи».

Она перевела взгляд на Шарко.

– Лесли Бекаро, она же Горгона, – женщина. Так что вам потребуется женщина, чтобы туда спуститься. А я как раз та, что вам нужна. Вы все полицейские с набережной Орфевр и наверняка уже где-нибудь засветились. Представьте, что вас знают в лицо, в том числе и ваших коллег-женщин. Зато нет ни малейшего риска, что кто-нибудь узнает меня. Народ там сходится в воскресенье вечером, я уже вернусь из Испании.

– И речи быть не может, – сразу же возразил Шарко. – Слишком рискованно, слишком опасно.

– Опасно? А вы считаете, что сладить с таким типом, как Николич, было не опасно?

Франк подтолкнул к ней фотографию отрезанной головы:

– Да эти мерзавцы в десять раз хуже Николича. Дикое зверье. Еще неизвестно, что вы там обнаружите. Да и как вы узнаете того или тех, кого мы ищем? Может, думаете, достаточно просто спросить: «Привет, вы случайно не КП?»

Камиль приложила ладонь к сердцу:

– Оно его узнает…

Этот ответ заставил Шарко умолкнуть.

– Надо ей довериться, – сказала Люси, пристально глядя на мужа. – Мы оба знаем, что бы я сделала в обычное время. Спустилась бы туда без малейшего колебания.

Женщины переглянулись, и одного взгляда было достаточно, чтобы они поняли, что с самого начала находятся на одной волне. Шарко поискал поддержки у своего шефа, а тот не сводил глаз с Камиль.

– Если бы мы хотели быть посговорчивее, то сказали бы, что нельзя помешать вам отправиться в этот клуб, – заявил Николя Белланже. – Вы взрослая, свободная гражданка и вольны делать все, что вам заблагорассудится.

– Вот именно, – откликнулась Камиль. – У нас никогда не было этого разговора, а я, скажем… порой провожу свой ночной досуг несколько необычным образом. – Она провела рукой по своему телу. – И поверьте, у меня есть козыри, чтобы слиться с толпой в таком месте.

Белланже помолчал несколько секунд, недоумевая, что она хотела этим сказать.

– Вам известно, что это повлечет за собой? – спросил он.

– Что вы не сможете официально меня прикрыть, что мое имя не появится ни в одном отчете и что я буду под землей одна.

В ее голосе звучала сила, уверенность. Белланже перенес внимание на своих коллег:

– А вы что об этом думаете?

– Мне нравится, – сказала Люси.

Шарко в итоге и рта не раскрыл, чтобы возразить, но его глаза ответили вместо него: он сдался. В настоящий момент было трудно найти другое решение. Так Камиль оказалась окончательно вовлечена в расследование. Но у нее были крепкие плечи, и пока она неплохо справлялась. Так что Николя Белланже тоже согласился, глядя в бумаги, испещренные его заметками.

– Отлично, отлично. У меня ощущение, что мы наконец сдвинулись с места.

Они допили аперитив, продолжая обмениваться информацией, размышлять, делать выводы, разложив фотографии на столе, словно игральные карты.

Только в их игре не было ничего веселого.

Ужин закончился. Николя Белланже курил на балконе, расстегнув верхнюю пуговицу рубашки. Его сковывала усталость. Но из-за тяжелого, влажного воздуха легче не становилось. Это была одна из тех пьянящих ночей после грозы, которую хотелось бы провести в прибрежном ресторане, сидя на легком освежающем ветерке и лакомясь дарами моря.

Было уже за полночь. Казалось, будто огромная черная масса парка Розре поглотила свет уличных фонарей. Вдалеке мерцали огни столицы.