В польском посольстве Торранс узнал о Кристине кое-что новое. Ей присвоили звание в военной авиации, предположительно тот самый генерал, которого она упоминала: «Рошка временно присвоено офицерское звание поручика (то есть польского аналога «лейтенанта»)». После того как она какое-то время прожила в Британии, поляки наконец начали платить ей жалованье, небольшую сумму еженедельно, однако выплаты прекратились, когда она вступила в ряды ВТС.

Что еще интереснее, правительство Сикорского наградило ее за подвиг по время вторжения захватчиков: вручило крест «Заслуги за храбрость», или по-польски «Krzyż Zasługi za Dzielność». В пояснении говорилось: «Награждается поручик (временное звание) К. А. Рошка за беззаветную храбрость в деле защиты национальных границ, а также жизни и имущества граждан, попавших в особо опасную ситуацию».

А вот дальше над рассказом Кристины нависли темные тучи. Уже первое открытие, пусть безобидное и трагическое, все равно оказалось достаточно сильным, чтобы даже спустя десятилетия вызвать укол ревности у Торранса. Кристина ему не сказала, да в общем-то и не обязана была признаваться, но незадолго до памятного дня, проведенного вместе, у нее завязался роман с молодым пилотом ВВС по имени Саймон Барретт. В архиве ВТС Торранс нашел короткие письма Барретта, невинные, радостные и шутливые, набросок непродолжительного военного романа. В одном письме Саймон умолял Кристину «оставить прошлое позади». Позднее в архивах ВВС Торранс обнаружил сведения о том, что лейтенант авиации Саймон Баррет в возрасте двадцати одного года был капитаном бомбардировщика «Галифакс» [45], в марте 1943 года возвращался после налета на Штутгарт, но до цели не добрался. Его самолет сбили над Северным морем, весь экипаж погиб.

Что касается Томаша, потерянного польского возлюбленного, то тут история оказалась еще более странной. Зловещие события последовали за падением Польши. Майк не понимал, знала ли о них Кристина или выяснила что-то вскоре после их встречи. Возможно, она слышала достаточно от польских беженцев, чтобы в глубине души бояться. В апреле и мае 1940 года, примерно в то время, когда Кристина перебралась из Франции в Англию, сотрудники НКВД СССР на территории оккупированной Польши арестовали весь офицерский корпус польской армии и ВВС, в общей сложности двадцать две тысячи человек, перевезли их в Катынский лес под Смоленском и расстреляли. Массовое захоронение было обнаружено в 1943 году, примерно тогда, когда Торранс провел летний день с Кристиной. У большинства тел нашли единственное пулевое отверстие в затылке. Новости об этом открытии официально не доходили до Западной Европы вплоть до окончания войны.

Кристине удалось сбежать, но что случилось с Томашем? Торранс уже не сомневался, что где-то в Катынском лесу в одной из братских могил покоится тело молодого аристократа, которого он считал своим соперником.

В Британии больше ничего выяснить не получалось. На нескольких сайтах с родословными, посвященных польской аристократии, Торранс узнал, что последним человеком, носившим титул графа Ловичского, был как раз Рафал Грудзинский, сын Бронислава. Рафал Грудзинский, как считалось, умер в 1940 году, а вместе с ним титул прекратил свое существование. Никаких упоминаний ни о сыне по имени Томаш, ни о других детях.

Прошел год после того, как Торранс начал изучать документы, доступные в Англии. После окончания войны от правительства Сикорского осталось мало следов и записей. Майк понимал, что куда больше подробных сведений он получил бы в Польше не только из армейских и полковых записей, но из газетных и гражданских архивов. Торранс понятия не имел, сколько такого рода материала уцелело за годы хаоса, пока Польша находилась под управлением нацистов, во время облав и депортаций, принудительных трудовых лагерей и лагерей смерти. Нужно было туда ехать.

Спустя несколько месяцев после смерти жены Торранс совершил поездку, которую так долго планировал. Он задумал ее как рабочий визит, хотя помимо исследований ему нравились и сами путешествия, так Майк получал опыт, необходимый при написании книг. Однако в этот раз он хотел по максимуму использовать отведенное время и тщательно изучить все доступные документы. Тем не менее, ему было любопытно взглянуть на страну, где родилась Кристина. В конце 1999 года Торранс отправился в Краков. Ему уже стукнуло семьдесят шесть, эта поездка в Европу вполне могла стать для него последней.

Поиски не дали практически ничего нового, более того, Майк с тревогой понял, что теперь он сомневается даже в том, что знал прежде.

Во-первых, семья Кристины. Торранс ездил в Победник, деревню, которую называла в своем рассказе Кристина. На деле их оказалось целых две, Большой Победник и Малый, на некотором расстоянии друг от друга. Но ни в одной из них не нашлось никаких упоминаний о семье Рошка, и никто из выживших местных, с кем Майк говорил, никогда не слышал такой фамилии. Торранс с интересом отметил, что в Победнике даже был собственный аэродром: узкая полоска, принадлежавшая аэроклубу. Однако не удалось выяснить, существовал ли он и в 1930-х годах, хотя местные считали, что его не было.

Ничего не удалось найти о Томаше Грудзинском, или, возможно, Томаше Ловичском. Торранс перерыл библиотеку и базы данных, но тщетно. Он два дня провел в гражданском архиве Ратуши в Кракове и, хотя нашел много записей о сделках по купле-продаже земли, совершенных Рафалом Грудзинским, о бизнесе, который интересовал графа, об уплаченных им налогах, о его жене, обо всех его дворянских титулах, а также имуществе и произведениях искусства, захваченных нацистами, о детях нигде не упоминалось. Насколько Торранс смог понять, у Рафала Грудзинского не было потомков. Род графов Ловичских прервался еще до войны.

Торранс обратился к архивам познаньского уланского полка, о котором упоминала Кристина, ему показали имена и личные данные всех гусарских офицеров, служивших в период с 1920 по 1939 год, когда полк расформировали немецкие оккупанты. В списках было много Томашей и несколько Грудзинских, однако ни разу имя и фамилия не встретились вместе.

Хотя польские власти проделали огромную работу по опознанию всех жертв Катынской трагедии, Торранс не смог найти упоминаний о Томаше Грудзинском в нескончаемом перечне, ну, или по крайней мере ни одного офицера под таким или похожим именем и с похожей биографией.

Когда Майк покинул Польшу и вернулся домой, то не сомневался, что Томаш, человек, которому он в молодости так завидовал и которого так боялся, был стерт из истории, или же напрашивался куда более загадочный вывод: в реальности Томаша никогда не существовало.

Больше Торранс не рылся в польском прошлом Кристины.

Однако ему удалось выяснить, что же случилось с ней в самом конце, и ради этого даже не пришлось ездить в Краков. Отчетов и бортовых журналов ВТС вполне хватило.

Двадцать седьмого августа 1943 года, примерно пять недель спустя после их с Торрансом встречи, Кристина была включена в расписание полетов: она должна была перегнать на аэродром в Восточной Англии новенький «Спитфайр XI», сошедший с конвейера на заводе «Супермарин» [46] неподалеку от Саутгемптона. Самолет был именно таким, каким Кристина описывала его: спроектированный для полетов на дальние расстояния, для высотной разведки, он оснащался мощными камерами и дополнительными топливными баками. И никакого вооружения.