Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Андроник Калла вовсе не сам по себе подался к черту на рога, – тревожным шепотом пояснил дядюшка Николай. – Просто почувствовал, что запахло жареным. Точнее, его вовремя предупредили… Вот и смылся. Там-то попробуй его, достань!
– Ах вон оно что… – задумчиво протянул Алексей. – То-то его слуги распродают мебель. А куда отправился протокуратор, не знаешь?
– Почему не знаю? Знаю. В Маину, Монемвасию или в Мистру.
– В Мистру?
– Это все – в Морее… Что, не знаешь, и где Морея? Ох, молодежь, молодежь, когда ж вы учиться будете? Как тебе и объяснить… Остров Крит знаешь?
– Слыхал.
– Так вот, Морея – это как раз напротив.
Позицию у разрушенного дворца Лешка занял загодя, еще до наступления темноты. Просто спрятался неподалеку в кустах и теперь выжидал, когда же появится лопоухий воренок? Правда, тот вполне мог обмануть, и теперь вообще сюда приходить не собирался. Хотя, с другой стороны, может быть, он вообще поначалу воровать не собирался. Просто увидел объемистый кошель и…
Юноша скрипнул зубами и замер – вывернув из-за угла, прямо на него шагал Леонидас Щука – нищий старик и, по совместительству, турецкий шпион. Прямо на него – так показалось Лешке, но, конечно же, старик не обратил никакого внимания на кусты, а прошел мимо них прямо к развалинам. Почти сразу за старым лазутчиком туда же проследовала небольшая группа одетых в рубища подростков. Лопоухого – юноша смотрел внимательно – среди них не было. Не было… Но, если рассуждать логически, кто-нибудь их сей нищей братии, наверняка, должен был его знать.
Лешка про себя усмехнулся: кто-нибудь? Да как бы не все!
Между тем, как и всегда на юге, быстро стемнело. Густые сумерки опустились на вечный город, лишь где-то за углом виднелись отблески света. Оттуда же доносились пьяные вопли и смех, как видно, владелец кабака не боялся открыто нарушать распоряжение базилевса – с наступлением ночи закрывать все питейные заведения и тушить огни. Ага, потушили, как же! Ничего не боялись, собаки! Ишь, как веселились… А кабатчик-то, наверняка, в сговоре с ночной стражей.
Отблески кабацких огней отражались от мраморных остатков развалин… Впрочем, нет! Это там, среди полуразрушенных стен, запалили костер. Небольшой; но видно было, как бегают сполохи. Кстати, больше никто в развалины не пришел – одни подростки да старик Леонидас. А тем и лучше!
Выбравшись из кустов, Лешка, громко насвистывая, направился к разрушенному особняку.
– Эй! – подойдя к самой стене, крикнул юноша. – Где тут у вас вход?
Ответом была тишина, а внутри, за стеною, даже, похоже, притушили костер. Таятся! Или, точнее, опасаются чужаков. Как бы какой-нибудь камень на голову не сбросили. Лешка поспешно отошел от стены и снова крикнул:
– Эгей! Да выгляньте же хоть кто-нибудь! Ваш лопоухий сказал, что здесь вполне можно заночевать!
– Лопоухий? – в проеме меж стен выросла лохматая фигура старика. – Откуда ты знаешь Зевку?
– Здесь познакомились. – Юноша не стал вдаваться в подробности. – Я его еще угостил рыбой… и дал немного деньжат.
– Если у тебя есть деньги – чего тогда приперся сюда? – недоверчиво спросил старик. – Мог бы заночевать и на постоялом дворе или в доходном доме.
– Если б хватало денег, я б так и сделал. Так пустите?
За стеной зашушукались, видимо, совещались. Затем снова послышался старческий голос:
– Ты один?
– Как перст!
– Ну, Бог с тобой, заходи… Уж коли ты знаешь Зевку. Кстати, твоего дружка что-то долго сегодня нет.
Хорош дружок!
Ухмыльнувшись, юноша протиснулся в узкий, услужливо подсвеченный горящею головнею проем.
Посреди небольшой залы с полуразрушенными стенами и некими остатками потолка, в остатках кресел и на старом, без ножек, ложе, умещалось человек восемь подростков – девятый, с головней, стоял чуть поодаль – и старик. Леонидас Щука. Интересно, узнает ли он? Вряд ли…
Посередине, на мраморном полу, горел небольшой костер, вкусно пахло похлебкой, которую поспешно доедали сидевшие на ложе парни.
– Мир вашему дому, – приветствовал собравшихся Лешка.
– Как твое имя, путник? – Старик Леонидас пристально всмотрелся в гостя.
Юноша улыбнулся:
– Меня зовут Алексей. Предупреждаю сразу – денег у меня нет.
– Мы догадались, – хохотнул кто-то.
– Откуда ты? – продолжил допрос Леонидас Щука, он, похоже, был здесь старшим. Да, старшим, и не только по возрасту – подростки его слушались.
– Я из… из Мореи. – Лешка вспомнил разговор с дядюшкой Николаем.
Среди ребят прошелестел шепот:
– Ого! Из Мореи! Эка, откуда добрался!
– Ну, и как у вас там, в Морее? Турки? – ухмыльнулся старик.
Юноша, пожав плечами, ответил уклончиво:
– Пока нет… Но, кто знает?
– Садись, будешь гостем, – наконец смилостивился главарь подростковой шайки – ну, как его еще назвать? – Вот только жаль, угостить тебя нечем, эти сорванцы уже все сожрали!
– Я не голоден, – сглотнув слюну, Лешка уселся к стене, исподволь оглядывая компанию.
Сидевшие на ложе подростки – щуплые маломерки – не таили в себе возможных опасностей, как, впрочем, и все остальные, ну, разве что накинутся скопом. И то… Юноша уже присмотрел валявшуюся за ложем палку, которую, в случае чего, можно бы было использовать в качестве какого-никакого оружия. Хотя, если уж говорить об этом, имелось у него оружие и пострашнее. Направленное как раз на главного – старика! Но пока что применять его было рано.
– Я посплю здесь. – Лешка кивнул на валявшееся в углу тряпье. – Устал.
– Спи. – Леонидас пожал плечами. – А мы пока подведем наши итоги… не думаю, чтоб тебе это было бы интересно. Хотя может быть шумно… Эй-эй!
– Да он храпит уже! – тронув юношу за плечо, отозвался какой-то парень. – Ух, какие мускулы… Я б его принял к нам. А, Леонидас?
– Не дело всяких выскочек решать, кого принимать в общество! – грозно ощерился старик. – Ишь, всякое дерьмо еще тут будет решать, кого принимать… Алкиной, мальчик мой, а ну, отвесь ему пару ударов!
Старательно делавший вид, что крепко спит, Лешка приоткрыл глаза, увидев, как поднявшийся с кресла крепкий – лет пятнадцати – парень, наклонившись, схватил с полу палку…
– А что я? – залепетал с ложа провинившийся. – Я ничего… Просто сказал…
– Если б ты не сказал что-то не то, а сделал, наказание б было другое, – насмешливо произнес главарь.
И все засмеялись.
Нехороший был смех, нельзя сказать, чтоб веселый, или заискивающий, и даже не злорадный, а такой… по принципу – «Слава, Господи. Пронесло! Не я! Не меня! Другого! Так ему и надо!»