Вернувшись из школы, он почувствовал, что что-то не так. Он переоделся, сделал себе сэндвич и пошел в гостиную посмотреть телевизор — и обнаружил Фрэнсиса, висящего на люстре-канделябре, которая когда-то была гордостью и радостью Фидельмы.

Убийцу его сестры так и не нашли.

Они остановились у католической церкви, и Джексон поставил две свечи, одну брату, одну сестре. Марли попросила поставить и Фидельме тоже. Passio Christi, confotta me[125]Обе сестры Фидельмы тоже умерли от рака, и Джексон молился, чтобы Марли не достался этот ген. У отца Джексона не было ни братьев, ни сестер, так что теперь, когда отец умер, Марли — его единственный кровный родственник в целом свете. Вряд ли у него будут еще дети. Что есть, то есть — одна девочка в розовых джинсах и футболке с надписью «Мальчиков много, времени мало». Интересно, людям, которые придумывают эти футболки, и людям, которые их шьют для девочек размера «восьми-десяти лет», когда-нибудь приходило в голову, что их деятельность, вообще говоря, аморальна? Хотя тем, кто их шьет где-нибудь в филиппинском подвале, скорее всего, самим «восемь-десять лет».

— Пап?

— Да?

— Мы можем поставить свечку для моего хомячка?

— Тебе нужна новая футболка, — ответил Джексон. — «Хомячков много, времени мало».

— Не смешно. Теперь уже домой?

— Нет. Сделаем небольшой крюк. Мне нужно повидать женщину по имени Мэриан Фостер.

— Зачем?

— Просто нужно, и все.

Они свернули на объездную, и тут Джексон почувствовал: что-то не так. Стремительность ощущения застала его врасплох. Только что он был в норме — все болит, ломит и ноет, но все же в норме, — и вдруг резко скакнула вверх температура, и уже через пару секунд он увидел мир таким, каким его, наверное, видят мухи, и начал отключаться. Каждая частица остававшейся в нем энергии была направлена на то, чтобы остановить машину на обочине. Потом — пустота.

Он проснулся в больнице, над ним склонялся Хауэлл.

— Ты что здесь делаешь? — Джексон заметил, что говорит не своим голосом.

— Очевидно, я твой ближайший родственник.

— Ах да, — слабо подтвердил Джексон, — Джози сняла с себя полномочия.

Хауэлл ухмыльнулся:

— Я всегда знал, что в тебе есть черная кровь, Джексон. Кстати, раньше ты не таскал с собой карточку донора органов.

— А теперь вот таскаю. — Джексон с усилием приподнялся и сел. — Хауэлл, меня хотят убить.

Хауэлл счел это шикарной шуткой.

— Не будь параноиком, Джексон, — сказал он, отсмеявшись. — У тебя заражение крови. С зубом нелады случились.

Джексона вдруг охватила паника: о чем он думал?

— Где она, где Марли? С ней все в порядке?

— С ней все хорошо, расслабься.

— Хауэлл, где она?

— На овечьей ферме, — ответил тот.

Почему Марли дала полиции номер Ким Строн? Может, пролистала записную книжку в его мобильнике и подумала, что Ким — свой человек. Может, потому, что та дала ей пять фунтов (Марли та еще штучка). Это Марли позвонила в полицию и вызвала «скорую»? Первый звонок с ее розового, как у Барби, телефона был в службу спасения? Что, если бы ему не удалось остановить машину? Или если бы на обочине в них врезался грузовик? Пожалуй, на овечьей ферме у черта на куличках, в окружении русских гангстеров, его дочь в полной безопасности.

— Сколько я уже здесь? — спросил он у Хауэлла.

— Три дня.

— Три дня. Черт, Джози завтра возвращается, мне нужно отвезти Марли обратно в Кембридж.

— Вот уж не думал, что ты такой подкаблучник, Джексон.

Джексон оставил эту реплику без внимания:

— Джози забирает Марли в Новую Зеландию.

— Ну, это же всего на год, — сказал Хауэлл. — Он пройдет, не успеешь оглянуться.

— Нет, навсегда.

— Ничего подобного, — возразил Хауэлл, — только на год. Спроси у Марли.

— Ах ты, дрянь, — орал Джексон, — твой дружок-кретин едет в Новую Зеландию всего на год по обмену, а ты сказала, что вы уезжаете навсегда!

Джози на другом конце провода произнесла с ленивой хрипотцой что-то неразборчивое — такой голос у нее бывал сразу после оргазма. Если бы она не была в Ардеше, а он — в больнице где-то к югу от Донкастера, он бы точно ее убил. Он сидел на лавочке в больничном дворе, по-прежнему привязанный к капельнице. Люди вокруг начали на него коситься, и он понизил голос:

— Зачем, Джози? Зачем ты соврала мне?

— Потому что ты перегнул палку, Джексон. Забудь все. Забудь меня.

Джексону нестерпимо хотелось курить. Он нащупал языком пустую лунку в десне. Зуб вместе с корнем удалил дантист скорой помощи, пока Джексон пребывал в блаженной отключке. Шерон будет очень недовольна, когда обнаружит, что ее лишили возможности в очередной раз всласть его помучить. Он поймал свое отражение в зеркальной стене и решил, что похож на ходячего раненого из военной хроники.

Он набрал еще один номер:

— Тео?

— Джексон! — Тео был почти счастлив. — Ты где?

— В больнице.

— Опять?

— Да, опять.

Джексон выписался вопреки советам врачей. Они согласились отпустить его, только когда Хауэлл пообещал, что сам отвезет друга сперва в Нортумберленд забрать Марли, а потом домой в Кембридж.

— Вот дела, — сказал Хауэлл, не без труда втиснувшись на водительское сиденье «пунто». — Джексон, ты что, в бабу превратился?

— Случаются вещи и похуже, — ответил тот. — Я сам поведу.

— Нет, не поведешь. — Хауэлл перебрал Джексоновы компакт-диски. — Все еще слушаешь это дерьмо?

— Да.

Хауэлл зашвырнул Тришу, Люсинду, Эммилу и остальных страдалиц на заднее сиденье и поставил диск Марли с Кристиной Агилерой. К тому времени, как альбом Агилеры заиграл по четвертому разу, они уже ехали по А1, приближаясь к чертовым куличкам.

— Ты не обязан этого делать, — сказал Джексон.

— Обязан, обязан, я же твой друг. Кроме того, мне не помешает культурный отпуск — город дремлющих шпилей и все такое.[126]

— По-моему, это про Оксфорд.

— Один хрен, — отмахнулся Хауэлл. — Кто пытается тебя убить?