– Мне кажется, нам не следует воспринимать появление новой жертвы как откат назад. – Алекс решил все же попытаться выразить свои смутные ощущения. – Скорее, это заполнит пробелы, многое нам объяснит в этой истории.

Петер с недоумением уставился на начальника, который в этот момент парковал машину.

– Заполнит пробелы?

– Пошли. – Алекс открыл дверцу.

Земля молчаливо лежала под ногами, деревья стояли столь же величественные, как и прежде. Полицейские прошли четыреста метров от машины до места захоронения – по той же тропе, по которой, должно быть, проходил злоумышленник. И не раз, не два, а целых три раза, неся мертвое тело. В руках или на спине. Или в двух черных пластиковых мешках.

Они остановились у края ямы, пораженные размерами раскопанного участка.

– Это конец света, – проговорил инспектор криминальной полиции, руководивший работами. – Мы уже было решили копать только вот до той пластиковой ленты. – Он указал рукой. – За ней вся земля в корнях и камнях, невозможно себе представить, чтобы кто-то туда что-то зарыл.

– Как у вас дела с журналистами? – спросил Алекс.

– Плохо. Они теряют терпение и уважение, хотят любой ценой выяснить, чем мы тут занимаемся. Пришлось поставить несколько человек на охрану территории, поэтому сам процесс продвигается очень медленно.

Алекс обвел взглядом местность. Отвалы просеянной земли окружали яму высоким барьером, служа защитой от любопытных глаз.

– Ну вот мы и снова встретились, – донесся из земных недр голос судмедэксперта.

Они с Алексом кивнули друг другу. Врач выбрался наверх, отряхивая колени.

– Что ты можешь нам рассказать? – спросил Алекс.

– Почти ничего. – Врач посмотрел на Алекса, прищурившись, отступил в сторону, чтобы оказаться в тени. – Все выводы после того, как осмотрю труп в условиях прозекторской.

Воздух, вдыхаемый Алексом, казался по-летнему теплым. Птицы играли между деревьев, летая туда-сюда.

– Мужчина или женщина?

– Алекс, ты меня не понял. Спустись и посмотри сам, пока тело не унесли.

На минуту у Алекса словно свело ноги – он не был уверен, что хочет увидеть лежащее на дне этой дьявольской ямы.

– Могу взглянуть, – сказал Петер.

– Я пойду первым, – ответил Алекс.

Он взялся за край лестницы и стал спускаться. Лестница проседала под его весом, и он испугался, как бы не упасть прямо на тело, если она опрокинется.

– Труп в нескольких метрах у тебя за спиной, – уточнил врач.

Алекс спустился с лестницы на землю, обернулся. Увидел брезент, временно укрывающий тело. Подошел и присел на корточки. Чувствуя устремленные ему в спину взгляды коллег, приподнял край.

Невольно отпрянул.

– Теперь ты понял? – раздался за спиной голос судмедэксперта.

Петер встал за спиной у Алекса, заглянул ему через плечо:

– Ах, проклятье!

Алекс положил брезент на место, снова поднялся. Скелет, не более того.

– Как долго это здесь пролежало?

– Трудно сказать. Могу только констатировать, что очень долго. Несколько десятилетий, еще дольше, чем мужчина, которого мы обнаружили на прошлой неделе.

Врач сказал «мы», словно являлся членом оперативной группы, расследующей дело. В каком-то смысле так оно и было. Алексу нравилась такая формулировка – он охотно включил бы всех партнеров в следственную работу.

– Стало быть, сегодня вы прекратите копать? – выбравшись из ямы, спросил Алекс инспектора, ответственного за раскопки.

– Надо думать, в тех каменистых частях участка мы ничего не найдем.

– Я спрашивал не об этом.

– В таком случае да. Сегодня мы копаем последний день.

Легкий ветерок тронул кроны деревьев, туча пыли поднялась над кучами высохшей земли. Алексу казалось, что само зло горит где-то прямо у него под ногами.

– Хорошо, заканчивайте, – проговорил он и жестом позвал Петера обратно к машине. У него не было ни малейшего желания оставаться на этом проклятом месте.

Фредрика держала в руках золотые часы, обнаруженные в могиле. Все надеялись, что они помогут установить личность второго покойника.

«Носи меня. Твоя Хелена».

Многозначная, изысканная надпись.

«Носи меня»…

Могла бы Фредрика обратиться к другому человеку с таким призывом? В этом она сильно сомневалась.

– Красивые, – сказала Эллен, когда, зайдя в кабинет к Фредрике, увидела часы.

– Классический стиль. – Фредрика провела рукой по циферблату. Само собой, остановились они давным-давно.

Эллен села:

– Я проверила адрес, который мы получили от торговца часами, но в базе не указано, кто был прописан там ранее. А сейчас в этом доме никакой Хелены не проживает.

Она положила перед Фредрикой бумажку с номером телефона:

– Вот номер председателя жилищного совета. Он наверняка может найти ее в своих списках. Мне позвонить, или ты сама?

Фредрика пожала плечами. После того как она обнаружила Алекса и Петера уединившимися в «Логове льва», ей было как-то не по себе.

Что-то произошло. А от нее скрывают.

– Могу позвонить сама… Послушай, ты не знаешь, в последние дни ничего необычного не случалось?

Эллен не поняла ее коряво сформулированного вопроса.

– Я имею в виду – в расследовании.

– Нет, как мне кажется, – ответила Эллен, но в ее глазах читалась неуверенность.

Солгала? Фредрику не покидало чувство, что время уходит, как песок сквозь пальцы. Тут можно с ума сойти! В могиле обнаружено еще одно тело – еще один человек, которого забросили туда сильные руки, бесцеремонно распоряжающиеся чужой жизнью и смертью.

«Кто ты? – подумала Фредрика. – Ты, который крадется через лес – раз за разом, десятилетие за десятилетием, неся свидетелей, которых заставил замолчать?»

Спенсер?

Эта мысль не имела права на существование, была изгнана еще до того, как оформилась до конца.

Что могло толкнуть человека на такие поступки? Фредрика опасалась, что жертв было куда больше, теперь трупы мерещились ей под каждым деревом в лесу. Разум подсказывал, что так быть не может. Однако в том деле, которым она занималась, здравого смысла вообще было не много.

Спенсер.

С ним пыталась связаться Ребекка Тролле. Он входил в тот же киноклуб, что и Теа Альдрин. И упорно молчит о том, почему напряжен и мрачен. На самом деле Фредрика ни на секунду не верила, что он замешан в убийствах, однако выводило из себя то, что его имя постоянно мелькает в материалах дела. От невыносимого напряжения хотелось разрыдаться.