Если Вальтер Лунд казался симпатичным и щедрым, то Морган Аксбергер представлялся хладнокровным циником. Лунд был простым норвежским парнем, выстроившим свое благосостояние с нуля, в то время как Моргану и богатство, и положение достались по наследству. Вальтер Лунд часто высказывался за то, чтобы в руководство крупных компаний включали больше женщин, в то время как Морган Аксбергер по праву старшинства лишь улыбался, когда об этом заходила речь, и намекал, что женщины, которые пригодны для такой задачи, уже заседают в правлении.

Алекс чуть не засмеялся ей в лицо, когда она предложила допросить Аксбергера и Лунда. Сама Фредрика не понимала, что в этой ситуации такого смешного. Разве перед законом не все равны?

Впервые Петер и Алекс совещались в «Логове льва» одни, не пригласив больше никого из следственной группы. Жалюзи были опущены, двери закрыты.

– Что делать, черт подери? – спросил Петер.

Алекс размышлял над этим вопросом почти всю ночь. Он вернулся от Дианы слишком поздно и в слишком приподнятом расположении духа. Редко случается, чтобы скорбящий человек излучал энергию, но у Дианы это получалось.

– Я принял такое решение: поговорю с Фредрикой, а потом ты поедешь и привезешь Спенсера Лагергрена. Если не выяснится нечто новое, что в корне изменит ситуацию.

Петер горько покачал головой:

– Не понимаю, как она могла скрыть от группы столь важные сведения.

– А я вот прекрасно понимаю, – сухо возразил Алекс. – Она хотела сама расследовать, насколько Спенсер замешан в деле, и не вовлекать нас, поскольку убеждена в его невиновности. Если быть до конца откровенным… мы с тобой поступили бы точно так же.

Но вид у Петера по-прежнему был недовольный: он не хотел предаваться подобного рода размышлениям.

– Удалось еще что-нибудь узнать о киноклубе, в котором состояла Теа Альдрин и все остальные? – спросил Алекс.

– Кое-что удалось. У меня сложилось впечатление, что это очень снобистский клуб – малое количество членов, почти нулевая сменяемость. В первый раз они привлекли к себе внимание в тысяча девятьсот шестидесятом году, когда эта четверка появилась на кинопремьере в Стокгольме, а на следующий день камня на камне не оставила от фильма в совместной рецензии в «Дагенс нюхетер»[8].

– В шестидесятом году? Значит, клуб работал довольно долго.

– Почти пятнадцать лет. И в нем всегда было только четверо членов. Теа Альдрин в нем состояла с самого начала. Кстати, и Морган Аксбергер тоже. Тогда Теа было двадцать четыре, а Моргану – двадцать один. Ты знал, что в первые годы после армии он отказался идти по пути отца и писал стихи?

Алекс был очень удивлен. Отец Моргана Аксбергера своими руками создал ту империю, которую теперь возглавлял сын. Тот факт, что смене власти предшествовал своеобразный бунт, был Алексу неизвестен.

– Понимаю, я сам был поражен. – Петер заметил его реакцию. – Как бы там ни было, вскоре после воз вращения из армии Морган Аксбергер опубликовал свой первый поэтический сборник, который привлек внимание читателей и был хорошо встречен критиками.

– И за счет этого он вошел в клуб «Ангелы-хранители»? – продолжил его мысль Алекс.

Он легко мог себе представить, как бунт Моргана Аксбергера против отца произвел сильное впечатление на таких людей, как Теа Альдрин, и открыл ему двери в определенные круги.

– Кто были другие члены клуба?

Петер достал лист бумаги с плохой копией черно-белой фотографии, снятой перед кинопремьерой.

– Вот это Альдрин и Аксбергер, – пояснил Петер, указывая пальцем. Алекс внимательно следил за его движениями. – А этот мужичок слева – угадай кто?

– Понятия не имею.

– Это бывший Теа Альдрин, которого она потом укокошила у себя в гараже.

Алекс присвистнул:

– Я смотрю, он был очень высок.

– А она очень маленькая. Известно тебе, что он не признал свое отцовство?

В голове Алекса завертелись картины с рыбалки на даче у Турбьерна Росса. Выходные, проведенные с коллегой, оставили в душе осадок. Алекс обнаружил в Россе новые неприятные стороны, которые наводили на мысль, что с коллегой не все в порядке.

– Что-то такое слышал, – пробормотал Алекс. – Как его звали?

– Манфред Свенссон. Судя по всему, это тогда воспринималось как скандал – что они ждали ребенка и при этом не собирались пожениться.

– А кто четвертый? – Алекс снова взглянул на фото.

– Литературный критик, умерший от инфаркта в тысяча девятьсот семьдесят втором году. Малоизвестная личность. Кстати, именно его и сменил Лагергрен.

– Известно, как Лагергрен попал в киноклуб?

– Нет. Придется расспросить его самого.

У Алекса снова возникло неприятное чувство. Допрашивать сожителя коллеги – такого всеми силами хочется избежать. Еще хуже – подозревать, что коллега скрыла от следствия факты.

– Кто сменил мужа Теа, когда они разъехались и он вышел из клуба? – нарушил Алекс повисшее молчание.

– Это единственное, чего я пока не знаю. Наверняка какая-нибудь шишка.

– И затем клуб продолжал свое существование, пока Теа не угодила в тюрьму?

– Судя по всему, нет. По неизвестным причинам он закрылся через пару лет после вступления Лагергрена. Почему – неясно.

Какое отношение имел киноклуб к исчезновению и смерти двадцатитрехлетней женщины? Почему все эти странные фигуры снова и снова появлялись в материалах следствия?

– Мы начинали с рассерженной бывшей подружки и приятеля, имеющего весьма искаженную картину реальности. Далее мы получили сведения о сексуальных услугах – сфабрикованные, как потом выяснилось, но непонятно, с какой целью. Обнаружили научного руководителя, который изрядно проштрафился уже после того, как Ребекка исчезла, что, в свою очередь, привело нас к Спенсеру Лагергрену. А теперь количество фигур на шахматной доске увеличилось за счет одного из самых известных бизнесменов страны. Вернее, двоих – если считать и Моргана Аксбергера.

– А в самом центре этой паутины сидит немая писательница, осужденная за убийство своего бывшего, сын которой бесследно исчез, – продолжал Петер, обдумав все сказанное Алексом.

Какая-то мысль витала в воздухе, Алекс едва успел ухватить ее на лету:

– Собственно говоря, все пути ведут к Теа Альдрин. – Он наморщил лоб. – Судя по записям в ежедневнике, Ребекка посетила Теа. Зачем – можно только догадываться. Все же знали, что она отказывается разговаривать.

– Нам тоже следовало бы ее навестить.

– Еще не время. Бессмысленно ехать и пытаться допрашивать женщину, молчащую несколько десятилетий, – если мы не знаем точно, чего хотим от нее добиться.