Любопытно, о чем думает Мия, вернувшись в дом, где можно почувствовать себя оторванной от всего мира. По спине бегут мурашки. Вот и озеро, которое я тысячи раз видела на рисунках дочери. Оно, как и все здесь, сковано до весны снегом и льдом.

Меня охватывает отчаяние и одиночество. Я даже не замечаю, что дочь проходит к крыльцу и поднимается по ступенькам. Видно, что все ей здесь хорошо знакомо. Гейб бросается к ней, предлагая руку. Очень вовремя – ступеньки скользкие, и она не раз упала бы, пока поднялась.

Ждем, когда детектив Хэммил отопрет дверь. Мы с доктором Родос держимся чуть поодаль.

Дверь со скрипом распахивается, и мы спешим попасть внутрь. Улыбнувшись, Гейб галантным жестом приглашает Мию.

– Сначала дамы, – говорит он, хотя неотступно следует рядом.

В Миннесоте идет снег. Еду на максимальной скорости, на которой могу, но получается все равно медленно. Дорогу трудно разглядеть через лобовое стекло, хотя «дворники» двигаются в бешеном ритме. За окном ожившая сказочная мечта шестилетнего мальчика: снег под Рождество. Сегодня ночью придет Санта-Клаус с огромным мешком с подарками для всех мальчиков и девочек.

Звонит детектив Хэммил. Сообщает, что двое его людей постоянно дежурят у дома. Рассказывает, что это за место. Пока никто не попадал в поле зрения полицейских.

К моему приезду собрана уже целая группа – человек десять парней, по словам Роджера, его лучших сотрудников. Для этих мест предстоящая операция – грандиозное событие. Такое случается здесь нечасто.

Вновь мыслями возвращаюсь к Еве. Я уже тысячу раз прокручивал в голове эту ситуацию, продумывал слова, которые произнесу, сообщая благую весть. Внезапно меня осеняет, что эта весть может стать вовсе не благой. Ведь Мии может не оказаться в доме или она погибнет в ходе операции. По десяткам причин все может пойти не так, как запланировано.

Я выезжаю на берег озера Верхнее, когда ребята Роджера уже начинают нервничать. Детектив собрал, кажется, всех, кого мог. Шестерых отправил прочесывать лес, остальные окружили дом по периметру. Операцией он руководит лично, видимо, хочет кому-то что-то доказать.

– До моего приезда никому не стрелять, – распоряжаюсь я и гоню машину дальше.

Автомобиль заносит, мне с трудом удается выровнять колеса. Я волнуюсь, из-за того, что меня могут задержать проблемы на дороге, но больше всего меня нервирует металлический тон детектива Хэммила. Этот человек предан делу, горд правом носить оружие. Даже больше, чем я.

– Сегодня сочельник, Хоффман. У моих ребят тоже есть семьи.

– Сделаю все, что в моих силах.

Солнце садится, надвигается тьма. Мне кажется, я лечу как ракета, ломая ветки, рассекая пласты снега, в котором несколько раз увязаю. Шины проскальзывают, выбрасывая в воздух лед и земляное месиво. Эта чертова машина меня угробит.

Я спешу, я понимаю, что должен добраться до Тэтчера прежде, чем это сделает Хэммил. Неизвестно, на что способен этот мерзавец.

Днем я еду в город и звоню Дэну.

Все готово. Он говорит, что будет ждать нас двадцать шестого в Милуоки. Только так. Черт, ему не хочется самому тащиться в Гранд-Марей.

Это будет моим подарком ей на Рождество. Сюрпризом.

Надо будет выехать на закате и провести в дороге всю ночь. Это самый безопасный способ. Предлагаю Дэну встретиться в зоопарке. Отличное место, где всегда много народу. Особенно в Рождество. Я не раз все обдумал. Оставлю машину на стоянке. Она будет ждать у вольера с приматами, а я встречу Дэна около волков. Когда он уедет, я найду ее. Как только уверюсь, что за мной не следят. Надеюсь, к тому времени мы не будем валиться с ног. Оттуда мы переберемся в Канаду, в Онтарио. Будем ехать быстро, пока хватит денег на бензин. Потом надо будет достать еще. Но пока и этих достаточно. Потом как-то устроимся, я найду работу.

Дэн обещал сделать паспорт и для мамы. Как только появится возможность, я его заберу. Придумаю как. Какое счастье, что нам осталось провести всего одну ночь в этом чертовом доме.

Мия не знает, что я мысленно прощаюсь с этим местом.

Завтра Рождество. Вспоминаю, что в детстве всегда в этот день рано уходил из дому, отсчитав доллар и два цента из вазы, куда мы высыпали сдачу. Я шел в пекарню на углу. В Рождество они работали до полудня. Я всегда делал вид, что удивлен, но это было не так. Мама не замечала, что меня нет, она вставала поздно.

Я шел не прямо к пекарне, а сначала бродил по району, заглядывал в окна домов, чтобы подсмотреть, что подарили на праздник другим детям. Задерживался на несколько минут у одного окна, вглядывался в счастливые лица, а потом, ругаясь себе под нос, тащился дальше по зимней улице.

Перезвон колокольчиков над дверью сообщает о моем приходе пожилой даме, которая работает тут, кажется, сотню лет. На ней колпак Санты, и она смешно говорит: «Хо-хо-хо….»

Я покупаю два шоколадных эклера по пятьдесят одному центу каждый, и она укладывает их в бумажный пакет. Я возвращаюсь домой, где мама уже ждет меня с двумя чашками горячего шоколада, и мы завтракаем, стараясь не думать о том, что сегодня Рождество.

Как только доберусь до Милуоки, отправлю ей письмо. Сообщу, что у меня все хорошо. Напишу, что у Хлои тоже все хорошо, пусть ее родители знают, если их это вообще интересует. Когда мама получит письмо, меня уже не будет в стране. Надо будет еще подумать, как перевезти ее к себе.

Хлоя подходит сзади и обнимает меня за плечи.

Спрашивает, не Санту ли я жду.

Я думаю о том, что, если бы мог, ничего не менял в своей жизни. Жаль только, что мама не с нами. Но это можно устроить, не разрушая созданный нами мир. Однажды все так и будет. Я смогу загладить свою вину. Не знаю, когда будут готовы документы для мамы и как я переправлю ей деньги на билет, но уверен, что все будет хорошо. Настанет такой день…

Я поворачиваюсь и прижимаю ее к себе. Все сто с чем-то фунтов. Она похудела, трикотажные штаны уже не обтягивают бедра. Щеки запали. Взгляд потух. Нет, так не может больше продолжаться.

– Знаешь, что мне хотелось бы получить на это Рождество? – спрашиваю я.

– Что?

– Бритву, – отвечаю я, поглаживая ненавистную бороду.

Я думаю о том, как с отъездом из Штатов изменится наша жизнь. Мы больше не будем мерзнуть. Сможем наконец нормально помыться. Мы сможем гулять вдвоем, где захотим, нам не придется прятаться, хотя, конечно, вначале будет неспокойно.

– А мне нравится, – улыбается она.

Я понимаю, что это неправда.

– Врунишка, – говорю я.

– Тогда нам нужно две бритвы. – Она показывает на свои ноги.

– О чем бы ты попросила Санту?