— Все хорошо, все хорошо, все хорошо…

…И вот ее тело обмякло. Она лежит с закрытыми глазами, на обнаженной груди блестят капельки пота. Как только ее дыхание нормализуется, она открывает глаза и говорит:

— Теперь я знаю, как это должно быть!

Он смеется и, поймав ее лукавый взгляд, признается:

— Именно об этом я сейчас и думал.

Тогда они оба смеются, и он говорит:

— Знаешь, после этого я делал разное… ну, знаешь… но не думаю, что я когда-нибудь смеялся…

— Я так рада, — говорит она. — Уильям, я так рада!

Роммель чувствовал запах моря. В Тобруке жара, пыль и мухи досаждали так же, как и в пустыне, но, когда он ощущал на своем лице соленую свежесть, принесенную с моря легким бризом, все это казалось не таким уж невыносимым.

В передвижной командный пункт зашел фон Меллентин с отчетом от разведотдела.

— Добрый вечер, фельдмаршал.

Роммель улыбнулся. Его повысили после победы при Тобруке, и он еще не привык к новому званию.

— Есть новости?

— Донесение от агента в Каире. Он сообщает, что оборонительный рубеж Мерса-Матрух плохо защищен посередине.

Роммель взял отчет, начал просматривать его и тут же усмехнулся: союзники предполагают, что он предпримет обходный маневр на южном фланге обороны противника, — похоже, англичане наконец-то начали работать мозгами.

— Значит, вот в этом месте минное поле наименее насыщенное… Но здесь же линию защищают две колонны. Что такое колонна?

— Они используют новый термин. По словам одного из военнопленных, колонна — это бригада, которая имела два столкновения с бронетанковыми войсками.

— То есть ослабленные части?

— Да.

Роммель ткнул пальцем в отчет.

— Если это правда, мы можем прорвать линию Мерса-Матрух сразу, как только до нее доберемся.

— Я сделаю все от меня зависящее, чтобы проверить сведения в ближайшие дни, — сказал фон Меллентин. — В прошлый раз этот агент оказался прав.

Дверь в штаб открылась, вошел Кессельринг.

Роммель был неприятно удивлен.

— Фельдмаршал! — воскликнул он. — Я полагал, что вы на Сицилии.

— Я был там. — Кессельринг потопал ногами, отряхивая пыль со своих изящных ботинок. — Я прилетел сюда, чтобы повидаться с вами. Черт возьми, Роммель, разве отданные вам приказания недостаточно ясны? Вы должны были продвинуться до Тобрука, не дальше!

Роммель уселся в походный шезлонг. Надежда, что обойдется без вмешательства Кессельринга хотя бы на этот раз, не оправдалась.

— Обстоятельства изменились.

— Но полученные вами приказы были подтверждены верховным командованием итальянской группы войск, — вскричал Кессельринг. — А вы что сказали в ответ на это? Поблагодарили за «совет» и пригласили Бастико отобедать с вами в Каире!

Ничто так не раздражало Роммеля, как приказы от итальянцев.

— Итальянцы ничего не сделали в этой войне! — мстительно буркнул он.

— Это не имеет отношения к делу. Сейчас от вас требуется помощь при наступлении на Мальту. После того как мы возьмем Мальту, вы сможете продвигаться в Египте.

— Вы так ничему и не научились! — вскричал Роммель, но тут же сделал над собой усилие и понизил голос: — Пока мы тут копаемся, враг не спит. Если бы я играл в ваши игры, я бы до сих пор топтался на месте. Кто так воюет — продвинулись на сантиметр, закрепились, продвинулись еще на полмиллиметра? Когда меня атакуют, я уворачиваюсь; когда враг обороняется, я иду в обход; но когда противник бежит, я его преследую. Так вот сейчас англичане улепетывают, так что самое время брать Египет.

Кессельринг сохранял спокойствие.

— У меня есть копия вашего обращения к Муссолини. — Он вынул из кармана бумагу и прочел: — «Нынешнее положение и моральное состояние войск, материальные ресурсы, пополненные благодаря захваченным полевым складам, а также ослабленное состояние сил противника позволяют нам преследовать его в глубь египетской территории». — Он сложил бумагу и повернулся к фон Меллентину. — Сколько германских танков и солдат у нас имеется?

Роммель подавил желание приказать фон Меллентину не отвечать на заданный вопрос: Кессельринг знал, куда бить.

— Шестьдесят танков, фельдмаршал, и две тысячи пятьсот человек.

— А у итальянцев?

— Шесть тысяч человек и четырнадцать танков.

Кессельринг повернулся к Роммелю.

— И вы собираетесь захватить Египет с помощью семидесяти четырех танков? Фон Меллентин, каковы ваши сведения о силах врага?

— Союзники приблизительно в три раза превосходят нас по численности, но…

— Вот так.

Фон Меллентин продолжил:

— …но мы полностью обеспечены провиантом, обмундированием, грузовиками, бронемашинами и горючим; и люди находятся в прекрасном боевом настроении.

— Фон Меллентин, сходите к связистам и посмотрите, что у них там нового…

Фон Меллентин нахмурился, но, поскольку других объяснений Роммель не предоставил, ему пришлось уйти.

— Войска союзников перегруппируются при Мерса-Матрух. Они ожидают, что мы двинемся на их южный фланг… Мы же вместо этого ударим прямо в середину, в их слабое место…

— Откуда у вас такие сведения? — перебил Кессельринг.

— Наши разведчики…

— На чем основаны данные разведывательного управления?

— В первую очередь на донесениях агента в Каире…

— О Господи! — Кессельринг даже повысил голос. — У вас нет танков, зато у вас есть ваш любимый шпион!

— В прошлый раз он не подвел.

Вернулся фон Меллентин.

— Это не меняет дела. Я здесь для того, чтобы подтвердить приказ фюрера: вы не должны двигаться с места.

Роммель улыбнулся:

— Я послал собственное обращение к фюреру.

— Вы?

— Я фельдмаршал, и у меня прямой доступ к Гитлеру.

— Да, конечно.

— Я думаю, фон Меллентин как раз принес нам ответ фюрера.

— Так точно, — подтвердил фон Меллентин и зачитал вслух пару строк, написанных на листе бумаги: — «Богиня победы улыбается лишь однажды. Вперед, на Каир! Адольф Гитлер».

Повисло молчание. Кессельринг вышел.

Придя утром в свой кабинет, Вандам первым делом узнал, что накануне вечером войска Роммеля продвинулись на шестьдесят миль от Александрии.

Неужели его невозможно остановить? Оборонительная линия при Мерса-Матрух сломалась пополам, как спичка. На юге 13-й корпус в панике отступил, а на севере крепость Мерса-Матрух капитулировала. Союзники еще раз отступили — и этот раз мог стать последним. Если новая линия, занимающая промежуток в тридцать миль между морем и непроходимой впадиной Каттара, падет, Египет окажется в руках Роммеля.