Вульф открыл портфель и принялся читать.

Смит снова явился на яхту прямо с утреннего совещания в генштабе, где Окинлек обсуждал со своими подчиненными дальнейшую стратегию союзников и решал, что им делать.

После нескольких минут чтения Вульф понял, что он держит в руках полное изложение действий англичан на последней оборонительной линии при Эль-Аламейне.

Линия состояла из артиллерии, расположенной на высотах, танков на равнинных участках и минных полей по всей ее протяженности. Горный кряж Алам-Хальфа в пяти милях от центра линии был тщательно укреплен. Вульф отметил, что южный конец линии гораздо слабее других участков как по количеству войск, так и по плотности минных полей.

В портфеле у Смита имелась также бумага, где излагались данные английской разведки о позициях противника. Разведка союзников считала, что Роммель попробует прорваться по южному краю, но не исключала возможности и северного наступления.

Внизу, прямо под текстом была от руки сделана приписка карандашом. Пара этих строк, по всей видимости, торопливо нацарапанных Смитом прямо на совещании, показалась Вульфу гораздо интереснее, чем вся предыдущая информация, вместе взятая. «Майор Вандам предлагает ввести противника в заблуждение. Согласно его плану, нужно побудить Роммеля к совершению прорыва через южный край, завлечь его к Алам-Хальфа и там, в районе зыбучих песков, уничтожить. План принят Ок.».

Ок. — это, разумеется, Окинлек. Какое дивное открытие! Теперь у Вульфа в руках находился не только подробный план оборонительной линии противника — ему было также доподлинно известно, что замышляют англичане в надежде перехитрить Роммеля.

Но самое интересное, что этот план принадлежит Вандаму!

Да уж, эта операция должна остаться в анналах истории как величайшее шпионское дело века. Алекс Вульф лично обеспечит победу Роммеля в Северной Африке. «Они должны сделать меня египетским королем», — улыбнулся он, довольный собой.

Он поднял голову и увидел Смита, стоящего между занавесками и смотрящего на него.

— Ты кто такой? — взревел Смит.

Вульф с ужасом понял, что, увлекшись чтением, совершенно не обращал внимания на то, что происходит в спальне. Видимо, что-то у них там пошло не так, как обычно, сценарий был нарушен, предупредительного выстрела пробки не прозвучало. А он тут полностью погрузился в размышления над стратегиями, запоминая бесконечные номера дивизий и бригад, количество человек и танков, горючего и материала, расположение высот, низин, зыбучих песков. Это поглотило его внимание, звуки из внешнего мира не достигали сознания. Алекс вдруг страшно испугался, что ему могут помешать в момент его величайшего триумфа.

— Это же мой портфель! — воскликнул Смит и шагнул вперед.

Вульф моментально оказался на ногах, подскочил к майору и повалил его на пол. Соня закричала.

Вульф и Смит одновременно вскочили на ноги.

Смит был маленьким, худым, на десять лет старше Вульфа и к тому же находился в плохой физической форме. С выражением сильнейшего испуга на лице он отступил назад, наткнулся на полку, беспомощно огляделся и не придумал ничего лучше, как схватить стеклянную вазу для фруктов и кинуть ею в Вульфа.

Он промахнулся, ваза пролетела в кухню, попала в раковину и разлетелась на куски.

«Шум, — подумал Алекс, — если он будет производить столько шума, сбегутся люди». Он двинулся к Смиту.

Смит прижался спиной к стене и крикнул:

— На помощь!

Вульф ударил его всего один раз — в челюсть, но майор и от одного удара потерял сознание и медленно осел на пол.

Соня подошла ближе, не сводя со Смита широко раскрытых глаз.

Вульф потер костяшки пальцев.

— Мне это удалось впервые, — сообщил он.

— Что?

— Нокаутировать человека одним простеньким ударом в подбородок. Я думал, так только боксеры умеют.

— Забудь об этом. Лучше скажи, что нам теперь с ним делать?

— Не знаю.

Вульф быстро прокрутил в мозгу все возможные варианты. Убивать Смита опасно: смерть офицера и пропажа его портфеля в сложившейся ситуации поднимут страшный переполох по всему городу. Кроме того, куда деть тело? К тому же, если Смит умрет, никаких секретов от него уже не дождаться.

Майор глухо застонал и пошевелился.

Вульф раздумывал, можно ли просто отпустить его. В конце концов, если Смит раскроет, что с ним происходило на яхте, он впутается в это дело так, что потом не отмоется. Это не только испортит ему карьеру, его могут посадить в тюрьму. А он не похож на человека, способного пожертвовать собой во имя высших целей.

Позволить ему уйти? Нет, все-таки это слишком опасно. Знать, что по городу разгуливает британский офицер, который может в любую секунду раскрыть все секреты Вульфа… это невозможно!

Смит открыл глаза.

— Ты… — сказал он, — ты тот самый… который познакомил… в клубе… все было спланировано…

— Заткнись, — спокойно сказал Вульф. Убить или отпустить: какие еще варианты? Только один: держать его здесь, связанным, с кляпом во рту, пока Роммель не возьмет Каир.

— Шпионы проклятые, — сказал Смит, его лицо побелело.

— А ты что думал, что я без ума от твоего жалкого тельца? — усмехнулась Соня.

— Да уж. — Смит приходил в себя. — Мне не следовало доверять египетской шлюхе…

Соня ударила его по лицу босой ногой.

— Перестань! — велел Вульф. — Нам нужно придумать, что с ним делать дальше! У нас есть какая-нибудь веревка?

Соня задумалась.

— На палубе, в шкафчике.

Вульф достал из кухонного ящика тяжелый брусок, которым затачивал ножи, и вручил его Соне.

— Если он будет дергаться, ударь его по голове.

Алекс был уверен, что Смит даже не вздумает дергаться.

Он уже собирался подняться по лестнице, как услышал шаги на трапе.

— Почтальон! — воскликнула Соня.

Вульф присел рядом со Смитом и вынул нож.

— Открой рот.

Смит хотел что-то сказать, но Вульф успел просунуть нож ему между зубов.

— Если ты шевельнешься или заговоришь, я отрежу тебе язык.

Смит сидел неподвижно, глядя на Вульфа с ужасом в глазах. Тут Алекс заметил, что Соня абсолютно голая.

— Да надень же что-нибудь, быстрее!

Она стянула с постели простыню и, обернувшись ею, подошла к лестнице. Люк открылся. Вульф знал, что его и Смита можно будет увидеть в проеме люка. Соня позволила простыне немного сползти, когда потянулась, чтобы забрать у почтальона письмо.

— Доброе утро! — сказал почтальон. Его глаза были прикованы к ее наполовину обнажившейся груди.