Одеяло сползло, квадратное отверстие пододеяльника делало его похожим на туз бубен. Сашка удивилась, как много можно заметить одновременно.

Она повернула голову. Шея ворочалась с трудом. Комната подрагивала, будто отражение в воде под порывами слабого ветра. Постели соседок были пусты, кое-как накрыты покрывалами. Первая пара – английский…

Который час? Какой сегодня день?!

Время, единицы времени, значки. На тумбочке, в старом блокноте, записана важная информация, сдвоенный код, время суток, четыре символа один за другим… Вечерние индивидуальные занятия с Портновым…

Потому что сегодня вторник.

Сашка повернулась на бок, потянулась к тумбочке – и увидела свою руку.

Она закричала. Вместо крика получился хрип. В горле клекотало. Сашка села на кровати; что-то отчетливо хрустнуло. Обе ее руки были подобием механических протезов, сделанных из слоновой кости и обтянутых полупрозрачной, ослепительно-белой кожей. Она поднесла правую ладонь к лицу, сжала пальцы; шестеренки, проворачиваясь, разорвали кожу и вылезли наружу острыми иголками. Боли не было.

Сашка с трудом поднялась. Пол не качался под ногами, но голова казалась очень большой. А ощупать ее этими новыми, белыми, механическими руками Сашка боялась. Вдруг что-то сломается?

Колени почти не гнулись. Ступни казались деревянными. Сашка дохромала до стола, нашла зеркальце. И закричала – захрипела – опять.

У нее в глазах не было ни зрачков, ни радужки. Только белки в красных прожилках. Сашка отшвырнула зеркало, но продолжала себя видеть; теперь оказалось, что она смотрит не глазами. Всей кожей лица, голых локтей, шеи; трясясь, она стянула футболку и увидела комнату кожей спины. Сняла спортивные штаны, в которых уснула вчера, вместе со штанами соскользнули и трусы. Теперь каждая точка ее тела видела картину, и, складываясь, они образовывали мир-без-Сашки. Ее тело – белое, тощее, трясущееся посреди захламленной комнатушки общежития – было единственным пространством вне этого мира.

По ее коже пробегали искры. Робкие огоньки, будто скатывающиеся капли. Маленькие молнии. Из-под оболочки, местами почти прозрачной, проступали вены, капилляры и волокна мышц – таинственный лес. Очень чесалась спина; что-то происходило с позвоночником – он похрустывал, подвижный, живущий собственной жизнью.

Она услышала шаги в коридоре. Осознала, что уже поздно. Две первые пары прошли, и заканчивается обед.

Две пары и обед нового дня! Она вырвалась из кольца, она сделала… Что-то… И что-то случилось с ней.

К ее двери подходили – снаружи. Белыми руками она схватила швабру, стоящую в углу, и просунула древко в дверную ручку. И в ту же секунду в дверь постучали – это был стук Егора, быстрый, уверенный: тук. Тук-тук. Тук-тук.

– Саня? – В голосе Егора были и напряжение, и беспокойство. – Ты дома?

Швабра-задвижка дернулась – дверь пытались открыть.

– Сашка? Алло?

– Я…

Голос звучал жутковато. Сашка прокашлялась.

– Ты что там, заболела?

– Да, – сказала Сашка. – Я заболела и сплю.

– Послушай, – сказал Егор, приблизив, по-видимому, губы к замочной скважине. – Надо поговорить.

– Я… не могу. Я плохо выгляжу.

– Плевать, – сказал Егор, в его голосе было нетерпение. – Переживу. Открывай.

– Не могу. Потом.

Пауза. Егор, наверное, оглядывался; наверное, он чувствовал себя идиотом – вот так стоять посреди коридора перед запертой дверью.

– Впусти меня. Что я тут торчу как дурак!

– Не могу, – прохрипела Сашка. – Я… сплю.

– С кем? – после коротенькой паузы спросил Егор.

Она попятилась от двери. Она понимала, что сейчас надо сказать что-то остроумное, пошутить, будто бы в ответ. Но она так растерялась, что не могла ничего придумать.

– Ну ладно, – тихо сказал Егор.

И она услышала, как удаляются его шаги по коридору.

* * *

Она надела перчатки, чтобы скрыть свои руки. Она надела самые черные колготки и самые плотные джинсы. Два свитера один на другой. Теперь она видела мир только кожей лица, и картинка получалась привычной, хотя и неполной.

Ее темные очки не были достаточно темными, чтобы скрыть белые слепые глаза. Тогда она нарисовала глаза фломастером на веках. Трудно и неудобно было ходить с закрытыми глазами, но ничего лучшего она не могла придумать.

Спрятавшись таким образом – прежде всего от себя, потому что больше никого в комнате не было, – Сашка села за стол и раскрыла текстовый модуль. По привычке, потому что читать сейчас она все равно не смогла бы.

Дело стронулось с мертвой точки. Тишина, или что там было на диске, вошла и воцарилась. Сашкино тело продолжало меняться; она чувствовала, как натягивается и обмякает кожа, как пульсирует студенистый ком в груди, а позвоночник подрагивает, будто труба, качающая вверх-вниз массы горячей воды.

Ничто и никогда не будет по-прежнему. Мама… Егор… Костя… Оцепенев за письменным столом, Сашка думала, что, может быть, вчера было лучше и вчера следовало оставить все как есть?

За окном шел снег. Оттепель, мокрый снег, ветер! Все как обещали, все сбылось… И наступило завтра.

А Костя пришел утром на пару – и не увидел Сашку!

Она встала. Накинула куртку. Села опять. Костя помнит все, что она сказала… И все, что случилось вчера, уже внесено в историю их жизни. И подоконник. И эти батарейки… Они раскатились по всей комнате, дешевые, китайские, но все равно их слишком много, они не успели бы истратиться за одну только ночь. Или ночь тоже повторялась кольцом – еще, и еще, и еще?!

Сашка метнулась по комнате из угла в угол. Открыла форточку. Закрыла опять. Она должна была прийти на первую пару! Но как она пойдет в таком виде? Как она хоть перед кем-то покажется в таком виде?!

Она снова уселась перед столом и подумала о Егоре. Любовь ее привела к нему в постель – или добрый совет горбуна? «Имеет значение ваш чувственный опыт, ваш гормональный статус…» Она сколько угодно может врать себе, что вот, любовь подкралась незаметно, но исключительно вовремя, такое удачное совпадение…

Вчера Егор сказал: «Давай поженимся». Нет… нет! Сашка схватилась за голову; вчера, именно вчера она в раздражении оборвала его: «Только не говори, что нам надо пожениться». Она не думала, что именно этот день, эта раздраженная реплика останется в ее жизни… И в его жизни. Она не удержала себя в руках… Потом не пришла, хотя и обещала, потом этот скандал с Женей, он внесен в историю. Костя молодец, что не стал оправдываться. Но Егор…

О чем она думает, превращаясь в чудовище, может быть, умирая?!

…А Егор – первокурсник. Он понятия не имеет, каково это – сдавать сессию и что связывает на самом деле Сашку и Костю. Не пошлая история о том, как мальчик девочку любил, она ему не давала, тогда